Солнце в крови. Том первый

Итало-германские войска в Тунисе сражались до последнего патрона и до последней капли горючего. 12-го мая 1943 года они капитулировали.

Попытка Гитлера захватить Ближний Восток на этом закончилась.

Страны и судьбы

Первый командующий

На снимке (слева направо): Моше Даян, Ицхак Саде и Игал Алон (1939 г.)

Дом на улице Зихрон Кдушим в Яффо. Вокруг него выстроились тополя, посаженные Ицхаком Саде полвека назад. Здесь он жил после Войны за Независимость. Здесь умер в августе 1952 года.

На этой улице, рывком вырывающейся к морю из каменных тисков старого Яффо, много подобных домов старинной кладки с ветхими резными воротами. Но этот дом — особенный. Крайний в ряду, он возвышается на одинокой скале, напоминающей корабельную рубку. На фоне убегающих к морю песков оазисом выделяется ухоженный сад. Его посадил Ицхак Саде в последние годы жизни, когда остался не у дел. Грубо обработанные базальтовые глыбы охраняют это зеленое великолепие. От дома к морю ведет дорожка, уложенная мелким гравием. Ее проложил Ицхак Саде для себя и друзей. Уходя из дома, Саде всегда оставлял двери открытыми. Друзья приходили, спускались к морю, купались, возвращались, принимали душ, открывали бар и коротали время, дожидаясь хозяина. Саде появлялся поздно вечером и присоединялся к компании. К утру обычно опустошалось несколько бутылок.

За домом стоит вагон, обитый померкшим от времени железом. В нем находился командный пункт Ицхака Саде. Вагон, приваренный к джипу, долго помнили бойцы, сражавшиеся на Южном фронте. Потом музейный этот экспонат много лет служил складом Йораму, сыну Ицхака Саде.

Порам и его жена Зива сохранили в неприкосновенности кабинет Старика. Это своего рода маленький музей. В кабинете большой, грубо сколоченный стол, покрытый толстым стеклом с эмблемой Пальмаха. Два массивных кресла с плюшевой обивкой. Скамейка. Здесь Ицхак Саде любил беседовать с друзьями. На стол ставилась бутылка, и велись бесконечные разговоры о философии, войне и политике. И о женщинах, конечно. Он их любил, первый командующий, как любят произведения искусства. На стене кабинета — неплохие репродукции картин Эль-Греко и Рембрандта. Рядом с ними фотографии военных лет и коллекция оружия. Вдоль стены — низкие, пузатые, застекленные шкафы с книгами. Библиотека свидетельствует, что ее хозяин увлекался военным делом, поэзией, историей и живописью.

Сегодня немногие приходят сюда, но все же приходят. Есть еще люди, которых интересует этот человек.

* * *

Ицхак Ландоберг (Саде) родился 19-го августа 1890 года в польском городе Люблине. Детство его было омрачено бесконечными сварами между отцом и матерью. Когда Ицхаку было пять лет, родители развелись, и мать забрала сына в русский город Ярославль, где почти не было евреев. Попав в эту цитадель православия, мальчик быстро ассимилировался. Не по годам рослый, он отличался храбростью и вспыльчивостью. После нескольких драк сверстники постарались забыть о его еврейском происхождении.

В 17 лет Ицхак считал себя социалистом и верил, что еврейский вопрос найдет свое разрешение в очистительной буре надвигающейся революции.

С началом Первой мировой войны Ицхака мобилизовали в армию. Он был ранен, участвовал в Брусиловском прорыве. Грудь его украсил георгиевский крест. Его произвели в сержанты и хотели направить в офицерскую школу, но помешала революция.

В 1918 году Ицхак Саде — тогда еще Ландоберг — вступил в Красную армию, командовал ротой и приобрел опыт партизанской войны, позднее так пригодившийся ему в борьбе с арабскими террористическими формированиями в Эрец-Исраэль. Поняв, что большевики пытаются вылепить всемирный идеал из грязи и крови, Саде дезертировал из Красной армии, перешел к белым. Культивируемая в Белой армии ненависть к евреям определила его окончательный выбор. Он вдруг вспомнил о своих еврейских корнях.

Исайя Берлин, — двоюродный племянник Ицхака Саде, один из самых утонченных умов нашего столетия, — любил этого родственника, сочетавшего разносторонние способности с богемным образом жизни. Позднее, уже в 50-е годы, часто с ним встречался, обычно в маленьком тель-авивском кафе, где за вечер Саде приканчивал бутылку водки, в то время как его рафинированный собеседник довольствовался лишь одной рюмкой вина.

После смерти Саде сэр Исайя Берлин написал о нем воспоминания[8] заслуживающие наивысшей оценки, как и все, что делал этот человек. Для полноты картины уместно привести из них хотя бы несколько фрагментов. Итак, Саде глазами Берлина: