Солнце восходит на западе

Грустную картину представляет собой и главная киевская святыня — Киево-Печерская Лавра. Центральное здание ее — Успенский собор — взорван большевиками при отступлении. Остальные корпуса ее сохранились. В них помещался "Музей деятелей науки и искусства". Музей этот оригинален. В первой комнате его, еще были кое-какие экспонаты, имеющие отношение к науке и искусству, но уже со второй комнаты начинался безболезненный переход к неизвестным доселе корифеям, как науки, так и искусства. Сначала появлялись портреты Ленина и Сталина, а затем постепенно нарастая и заполняя собой все видимое глазу пространство, высились кипы сочинений, картины, литографии, монографии, фотокопии и прочие экспонаты, рисующие зрителям пеструю жизнь и деятельность этих восхитительных жрецов науки и искусства.

Впрочем, эти экспонаты действуют неубедительно. О их жизни и "творчестве", гораздо убедительнее говорят другие экспонаты, которые мне довелось увидеть в Киеве. Это — Андреевский и Софиевский соборы. Первый, за много лет до войны, был просто заколочен. Второй — превращен в антирелигиозный музей. Уже во время войны, оба эти храма, за недостатком мест в тюрьмах, были обращены в тюрьмы для политических. После отступления большевиков из Киева, в обоих храмах были обнаружены горы трупов расстрелянных людей: В Софиевском соборе, некоторые из них были распяты и прибиты гвоздями к стенке. О последнем обстоятельстве даже, как-то, не хочется упоминать. Слишком оно напоминает "классические зверства" большевиков, как будто взятые из книг о временах революции. Но я это почерпнул не из книг. Мне это рассказывали киевлянки, которые своими собственными руками снимали со стен тела своих близких. Среди последних было и несколько киевских профессоров. Жаль, что изуродованные тела этих ученых нельзя перенести в "Музей деятелей науки и искусства" в Киево-Печерской Лавре и поместить их там рядом с портретами Ленина и Сталина. Это были бы единственные правдивые и показательные экспонаты этого музея.

С 1934 года в столичном Киеве не было ни одной открытой церкви. Лишь в одной часовенке, на Байковом кладбище, иногда совершались богослужения. За неимением священника, их совершал старенький дьякон. Его несколько раз вызывали в горком и говорили: — "довольно дурака валять". Но дьякон возвращался опять на кладбище и продолжал свое. Потом он исчез. Имя этого дьякона следовало бы со временем отыскать. И, когда пройдут канонические сроки, причислить его к лику святых. Он это, несомненно, заслужил.

Спустя четыре года, на нюрнбергском процессе, так называемых, главных преступников войны, представитель советского обвинения товарищ Руденко скажет, что немцы, в оккупированной зоне России, разрушили 1670 православных церквей. Произнеся эти слова товарищ Руденко сделает то, что не смеет делать ни один прокурор мира. Он — солжет. И ложь эта, казалось бы, совсем была не нужна, ибо немцы на оккупированной русской территории совершили достаточно ничем неоправданных преступлений для того, чтобы им приписать еще одно, ими несовершенное.

Нет сомнения в том, что на оккупированной немцами территории, когда-то и было 1670 церквей. Вероятно, их было даже больше. Но разрушены они были не немцами, а советской властью. Те же несколько десятков церквей, которые еще уцелели на этой территории, давно перестали быть церквами, а были превращены большевиками в антирелигиозные музеи, комсомольские клубы и избы-читальни. Во время немецкой оккупации все эти церкви были открыты для верующих.

Эту поправку я делаю не из благородного негодования по поводу поклепа возведенного на немцев. Слова недобросовестного советского прокурора, добросовестно перепечатали все газеты мира. И на основании напечатанного в газетах, может возникнуть историческая ошибка полезная советской власти. Мною же руководит искреннее желание, чтобы ошибок такого рода было бы возможно меньше.

В Киеве советская власть жестоко расправилась не только с православными святынями. И, просто, исторические памятники города постигла та же безрадостная судьба. Снесен стариннейший фонтан, носивший имя — "Самсон", срыт, так называемый, "Ирининский памятник".

Впрочем, это памятники второстепенного значения.