– Хм! Мне один человек по фамилии Штильман, умнейший человек, кстати, анекдот рассказал. Вот послушай. Попал, значит, как-то в русский лес англичанин да и заблудился. Ходит по лесу: никого. Кричит – никто не отвечает. Тут вышел он на лесную полянку, огляделся и видит, едет мужик по лесной дороге на телеге, в которую запряжена лошадь-доходяга. А в телеге одно дерьмо. Полная телега этого дерьма, так что оно даже со всех сторон вываливается. Ну англичанину делать нечего, побежал в сторону мужика, догнал, стоит, нос воротит от вони. Спрашивает мужика: «Do you speak English?» А мужик-то вздохнул глубоко и отвечает: «Yes, I do! А толку-то»”. Смешно, да? – грустно спросил Павел. – Вот и у меня тоже такая история. Говорю по-английски, а толку-то? А сам-то ты не в такой ли ситуации, а?
– Пожалуй, что и в такой, – согласился Родион.
Сейчас Родион наслаждался легким опьянением, которое возникло не только от пива, а от общей усталости последних дней. Он сидел и просто слушал Павла, который, казалось, с большим удовольствием болтал на разные темы. Родион понимал, что эта передышка очень ему необходима, без нее он не сможет найти выхода из создавшегося тупика.
Он почти все время разговора молчал, лишь изредка соглашаясь с высказываниями Павла, и задавал короткие простые вопросы. Так он спросил:
– Что тебя заставило заниматься этим аскингом?
– Э, тут такая история, – ответил Павел. – Видишь ли, когда-то, стоя на перекрестке жизненных дорог, пошел не по своему пути. Стал заниматься не своим, чужим делом, до сих пор себя не могу найти. А найти себя, buddy, это… непросто. Иногда в жизни приходится идти такими замысловатыми путями, куда-то далеко-далеко, при том что
Мишка, как и я, тоже из Луги, мы с детства в товарищах. Мишка все детство кораблики мастерил из дерева: разные-разные. Пойдет на речку – пускает, на озеро идет – пускает. Ни дать ни взять – о море мечтает. Родители ему книжки про морскую службу подсовывали, он все глотает, спит и видит свои кораблики. Как подрос, тут вопросов не было – идти в военно-морскую академию. Он-то меня туда и сагитировал. Поступление ему нелегко далось, но все равно поступил. Академию он тоже закончил. Нас отправили в разные стороны: «дан приказ ему на север, мне – в другую сторону», Мишку сослали в Мурманскую область служить, там, buddy, Северный флот. У Мишки дела хорошо пошли, женился там, в Североморске девушку нашел. Свадьба была, эх! Молодые все, веселые! Но оказались мы на разных флотах. Я-то скоро уволился, а он все в походы. Мы с ним переписывались, вот откуда его история мне знакома. Потом как подменили его: с похода вернется, пьет, пока в новый поход не уйдет. Время шло, а у него так: уж не только между походами, а и в походе пить начал. Там, buddy, сначала сквозь пальцы на это смотрели, а настал день – его с позором со флота в шею. О как! Чего делать? Переехал Мишка с женой в сам Мурманск, работы нет, денег нет, жена работает. Он ежели где захалтурит деньжат, все и пропьет. Жена его выгнала из дома. До чего он тогда дошел. Все, считай, жизнь кончена. Пил, написал мне, ни дня, ни ночи не разбирал. Однажды до такой степени напился, что поутру очнулся в какой-то сточной канаве полуживой: ни денег, ни еды, одежда сырая, лохмотьями. Слышит, писал мне, стук какой-то. Он, Мишка, подумал, что в голове стучит – преддверие удара, все, стало быть, конец фильма. Прислушался, голову приподнял, видит: мужики рядом дом рубят деревянный. Он к ним, слово за слово, отоспался, стал тем мужикам помогать дома рубить. Стало получаться, и хорошо получаться. Один срубил, второй… Пошло дело. Через несколько месяцев у него уж своя фирма по рубке деревянных домов. С женой помирился, а в последнем письме написал, что шубу ей купил. Понял, а, buddy? То бишь, в корабликах интерес-то был не в том, чтобы в море, идти, а в том, чтобы с деревом обращаться! Так что Мишка нашел свою стезю, а я вот по-прежнему в поиске.
– Да, поучительная история, – согласился Родион.
К этому времени он уже несколько раз заказывал пиво и закуску, но пил и закусывал в основном Павел, у которого речь становилась плавной, слова вязались друг с другом без пробелов, шипящие в речи преобладали.
Неожиданно у Павла как будто произошло просветление, он стал говорить по-прежнему четко:
– Слушай, buddy, – сказал он, – а чего это ты сам-то сидишь такой смурной, молчишь, пьешь мало? Никак тебе сердце печаль гложет, а?