Солнце земли Русской

Саночка перестала кормить Васю своим молоком, да и то сказать — больше года вскармливала его, хорошо напитала. И Ярославич с Брячиславной наслаждались любовью, подолгу уединяясь. Саночке страшно нравилось, чтобы он ей косу развязывал. Обычно, как и положено замужней женщине, она две косы носила, но перед тем, как лечь с мужем, нарочно заплетала одну, будто в первый раз. Эту игру она еще с того дня завела, когда Александр из невского похода возвратился. В тот вечер, вернувшись с ней в Городище, он притворялся, будто выпил лишнего, и она, подыгрывая, помогала ему идти. Он давно уже был не в доспехах, а когда пришли в спальню, она помогла ему раздеться, уложила в постель и вдруг заулыбалась, зарумянилась, смущаясь.

— А знаешь, Леско, что я придумала… Не знаю, может, грех… Но мне сдается, ничуть не грех это…

— О чем ты, Саночка? — удивленно вскинул брови Александр. — Что еще удумала?

— Смотри! — решилась она наконец. Приблизилась к нему, сняла с головы легкую кику и, повернувшись вполоборота, тряхнула волосами. Они были, как тогда, в первую их ночь, заплетены в одну тугую косу. — Я хочу, чтоб ты снова сам расплел мне ее.

С того вечера и повелось у них такое баловство. А когда Александр исповедовался духовнику и признался в этом, тот только усмехнулся в ответ и молвил с улыбкой:

— Ох и детский же грех! Впредь освобождаю вас от того, чтобы раскаиваться в нем, ибо он и не грех вовсе. Более никому о том не рассказывайте, пусть это будет ваша нежная тайна. И се хорошо, что вы еще такие дети. Оставайтесь таковыми как можно долее в своей жизни, ибо и Христос нам заповедовал в поступках своих детям уподобляться.

Но тихая и счастливая жизнь в милом Переяславле оказалась недолгой. Через неделю после Крещения явились послы из Новгорода. Да всё какие-то невзрачные люди, хоть и бояре, — Падко Лущинич, Твердисил Климак да Василько Растрепай. Увидев их, Александр очень рассердился. Пряча глаза, они стали уговаривать его возвратиться в Новгород и снова княжить над ними. Но он держал себя холодно и остался непреклонен, а на прощанье молвил послам:

— Аще бы хоть кто-нибудь из тех, что в полки со мною ходили… Что же там Домаш, Кондрат, Миша Дюжий, иные прочие? Аль не хотят меня видеть?

— Хотят, премного хотят!

— А что ж никого от своих не прислали? Вот то-то и оно.

Не получив желаемого согласия от Александра, Падко, Твердисил и Василько отправились во Владимир, где находился великий князь с другими своими детьми и женой. Они просили его уговорить Александра, на что Ярослав ответил отказом и отправил в Новгород Андрея.

Прошло совсем немного времени, и к празднику Сретенья Господня в Переяславль пришло совсем иное — великое посольство. Возглавлял его сам архиепископ Спиридон, а с ним вместе прибыли и Домаш Твердиславич, и Сбыслав Якунович, и Миша Дюжий, и Ратибор Клуксович, и Димитрий Шептун. Только каменное сердце не умягчилось бы при виде всех их, въезжающих в отчину Александра. Даже Саночка, которая поначалу принялась было уговаривать мужа не соглашаться, быстро умолкла.

И Александр вышел на мороз встречать их, низко поклонился Спиридону, испросил у него благословения. А благословив князя, архиепископ вдруг сам низко поклонился ему со словами:

— Именем самого Господа Христа челом бьем тебе, Александру Ярославичу, вернуться в Новгород и быть нашим полным князем и господином, ибо токмо твоего имени страшатся враги — ненасытные и кровожадные посланцы папские.

— Владыко! — воскликнул Александр, едва сдерживая слезы. — Прошу тебя не произносить более слов просьбы! Издалече завидев вас, я уже твердо решил, что вернусь. И каюсь, что заставил тебя, владыко Спиридоне, молвить просительные слова.

— Солнце-князь! — не выдержав, воскликнул Миша Дюжий. — Смерть ради тебя примем! Прости нас за наше поганое окаянство!

— Прости, Леско Славич! — заговорил и Домаш. — Каемся пред тобою, що отвергли тебя и славе твоей завидовали. Бис нас попутал, княже.

— Полно вам, — поспешил Александр принять их в свои объятия, видя, что все они горят желанием каяться и просить прощения, а Савва и Ратисвет готовы броситься на них с кулаками. — В канун столь великого праздника церковного забудем наши взаимные обиды и огорчения. Отпустим зло из сердец. Ибо завтра все вместе будем петь «Ныне отпущаеши раба Твоего, Владыко, по глаголу Твоему с миром».

— Слава Александру! — воскликнул в восторге тысяцкий Ратибор. — Оле тебе, Новгороде, не имеющу равного великодушия!

Александра аж подкинуло от удивления, ибо можно всю жизнь прожить и не услышать ничего подобного о Новгороде из уст новгородца. Видать, и впрямь, крепко взяли их немцы за жабры!