— Вот кому не завидую совсем, — только грязи и спасут. Срам же — на свидание такие штуки-дрюки таскать, — нагнувшись, подхватил Дашину палку. Издевательски повертел у Никитиного носа.
— Слышал Лебедя? Грязи творят чудеса. Пока молодой, глядишь, поддомкратит.
Мурзянов захохотал, давая банке рядом хорошую качку.
— Ну вот, за Мацесту большинство. Штабной, пока нас жгутовать будут, сообщи Лебедю — пусть подгоняет бобика.
Оставшись один, Никита встал, подошёл к витражу. На мыс Видный наползало облако, похожее на пухлый белый кулак. Крыльцо густо пятнала ободранная листва, повсюду — срезанные ветви. День ластится, ночь разит ненастьем. Вспомнился тот малахольный ветерок, едва не сдувший их с Дарьей с горы. Наверное, был первым чихом, отскочил в верховья, раздышался, чтобы обрушиться на Мацесту, зацепив краем мокрой пасти хостинские деревья.
К обеду, когда Никита первый раз сообщал коменданту через Веру о желании Позгалёва отправиться в Мацесту, небо уже очистилось, день пылал.
Лебедев поездку не одобрил.
— Сегодня никак — сель, — доставила ответ Вера.
— Никак, — передал Никита, вернувшимся с процедур подводникам, — сель.
— Ни педалей, значит, ни присосок сегодня. Так и скажи мозгоклюю. Если его устроит, тогда лады.
Через час бобик уже сигналил.
— Плавки, как думаете, надо? — Алик, полный сомнений, то растягивал нейлоновую тряпку, то делал ею вертолетик.
— Шапочку еще купальную прихвати. Спрашивает! У меня пара трусов с Видяево. И шампунь не забудь, — ворчал Позгалёв, — грязи ж!
Складывались неспешно, по-дружески переругиваясь, копошась в сумках, урывками в десятый раз досматривая Джеки Чана и урча послеобеденными желудками. Никита кинул в пакет и шампунь, и мыло с мочалкой. Действительно — грязи.
Когда спустились, упревший водитель-солдатик, недовольный, ходил возле машины: отбеленное хлоркой хэбэ, китель распахнут до пупа, резанные кирзачи, болтающиеся с расхлябанным шиком. Эталонный дембель. Завидев их, облокотился о крыло, сплюнул почти воинственно. А те и не заметили такой воинственности, заглядевшись на санаторского козелка. Это был гордый метис. На капоте — звезда «Мерседеса», радиаторная решётка сияла кольцами «Ауди» и зрачком «БМВ». Над правой фарой — молния «Опеля», над левой — знак «Пежо». Все это сияло, пускало лучи — кто кого переблестит.
Никита приблизился, потрогал кольца «Ауди». Надо же, такие же ему толкнул Грива. Невероятно — лавина блестях достигла Краснодарского края.
— Не может быть, чтоб лебедевский тарантас! — Позгалёв залюбовался, обходя машину.
— Так и не лебедевский, коптеловский, — пробухтел дембель ревниво. Сощурился, вглядываясь в подводников, заставивших его битый час здесь плавиться. Словно всё о них поняв, удобрил песочек злым плевком. Достал из-за ремня пилотку, шлёпнул нервно о галифе, выбив звездочкой брусничную искру.
— Ну что, ехать будем? — солнце нещадно слепило его усталые глаза.
— Вот Лебедь брехло: мой уаз! Говорю ж, Коптелова, — Алик по-хозяйски распахнул дверцу.
— Как звать, боец? — поинтересовался Ян.
— Михаил.
— Заводи, Миха!
Михаил насмешливо хмыкнул, с ленцой примял неуставной чуб, но пилотку посадил на затылок, и упрямый вихор вновь по-петушиному взвился к солнцу.
Никита с Аликом устроились сзади. Позгалёв, по старшинству звания, сел вперёд. Тронулись. У Миши оказался немного нервный, но все же понятный стиль езды: ему не Мацесту не терпелось приблизить, а, наверное, свой дембель, ну и вдобавок эти трое пропотеть помогли. Правил он, впрочем, красиво, вписываясь в повороты плотно, срывая иногда своё настроение на дряхлой раздатке, когда та застревала не так и начинала предсмертно хрипеть.
— Чтоб тебя… Хватай, зараза!
— Шутки шутками, Никит, — приклеивался к Растёбину на виражах Алик, — а если с хозяйством проблемы, сероводород — самое то. Я слышал, его прям туда заправляют, и прощай простатит.
— Да, тут главное не паниковать, Никитос, — вставлял свои пять копеек Позгалёв, — как говорит наш комлодки: если б не простатит, так бы и не узнал, что такое дружба с женщиной!
Подводники дружно захохотали.
— Наш любит так, — подхватил позгалёвскую шутку Алик, — старпом за боцманом по лодке должен бегать, как активный за пассивным.
И опять гоготать.
— Подкалывайте, подкалывайте. Нет у меня никакого простатита.
— Ну так штабной — не моряк. От дальних походов у нашего брата частенько на полшестого… А у водил от сидячки, да, Миха?!
— Че-го? — недовольный Миша хмурился еще усердней.
— Миша, дай порулить, — на полном серьёзе просил Ян.
— Не могу. Ваишники…
— Нет тут никаких ваишников. Ваишники все на пляже, абрау-дюрсо пьют. В курсе, что с нами — на ванны?
— Нельзя — руль.
— Чё руль, мы ж не наливаем. А Лебедю — могила, не боись.
— Да чё мне Лебедев, начальник? Побоку. Просто как-то… не положено.
— А ты положи. С нами можно. Ох, какие пошли! Не, вы видали, простатитчики?! — Ян шаровой молнией оборачивался на шествующих по обочине девушек, — Миша, хоть сбавляй на достопримечательностях! Я таких даже в Сочи не видел!
— Не слушай его, газуй, Миша, на ходу ж понасобирает! — ворчал Алик.
— Прицепа нет? — хорохорился Ян.