Соломея и Кудеяр

– Слушайте все! Государь сказывал, зело службой моей у Тулы доволен, и когда в церкви сегодня меня увидел, сразу об успехах моих вспомнил. И потому отныне ставит меня Василий Иванович полноправным воеводой в город Стародуб! Завтра с рассветом велено выезжать! Бросайте пустые хлопоты, бояре, и снаряжайте походный обоз. Утром отправляемся в путь!

7 сентября 1512 года

Успенский собор Московского Кремля

– Го-о-о-о-споду помо-о-о-олимся! Господу помо-о-о-олимся! Пресвятую Деву Марию, заступницу нашу и дароносицу, возбрагодари-и-и-им! – речитативом пропел епископ Феофан, и Соломея на несколько мгновений повернула голову влево.

Так и есть, предчувствие не обмануло Великую княгиню и в этот раз. Кудеяр был здесь, стоял в свите князя Овчины-Телепнева-Оболенского в тафье, вышитой ее рукой, и смотрел прямо на нее.

Целый год ни единой весточки – и вот появился все же!

Она коротко оглянулась снова.

Цел, жив-здоров. Все, вестимо, у него хорошо.

Да и какие могут быть вести от простого воина государыне всея Руси? Почему, зачем?

Ей вообще нет до Кудеяра никакого дела!!!

Соломония украдкой глянула на боярского сына еще раз и склонила голову в молитве.

* * *

Тем же вечером юный князь Иван Федорович, пригласив Кудеяра в свои покои, протянул ему грамоту:

– Восхищение государя моими навыками ратными столь велико, что ставит он меня воеводой в Козельске и настоятельно желает, чтобы я отъехал туда с рассветом.

– Козельск после Стародуба? – Кудеяр покачал головой: – Никакого в том возвышения, княже.

– Зато какие слова я услышал от князя Ногтева, передавшего мне сей указ! – ухмыльнулся князь. – «Чем чаще государь будет видеть свиту твою в соборе московском, тем чаще и дальше ты в походы ратные отправляться станешь».

Князь рассмеялся, наклонился вперед и понизил голос:

– Похоже, ничего еще не кончено, дядька, признайся? У вас с Великой княгиней еще ничего не закончилось?

– Я сделаю все возможное, дабы составить счастье государыни нашей Соломонии Юрьевны, – аккуратно подбирая слова, ответил боярский сын.

– Не старайся, Кудеяр, здесь нас никто не слышит, – выпрямился новоназначенный воевода Козельска. – Токмо бревна округ.

– И что ты ответил князю Ногтеву, княже?

– А чего может быть плохого в ратных походах во славу Великого князя? – опять рассмеялся Иван Федорович. – Послужу с радостью! – Он ненадолго прикусил губу и уже в который раз сказал: – Я бы не отступился, дядька! Не отступился…

Шестнадцатилетний мальчик, на верхней губе которого только-только начал пробиваться темный пушок, никак не мог смириться с тем, что рядом с ним служит боярин, добровольно отказавшийся от любви.

И какой любви!

Кудеяр предпочел промолчать.

– Грузи обозы, дядька, – пожал плечами юный князь Иван Федорович. – Утром выступаем.

15 декабря 1513 года

Мастерская Великой княгини в Московском Кремле

Соломония еще не успела приступить к работе, стоя перед рамой с натянутым на нее полотном, когда дверь раскрылась и в горницу вошел Великий князь – в собольей шапке, в красной с золотым шитьем ферязи и алых же сапогах.

– Государь, государь, – вскочили и склонились в поклонах княгини.

– Какая неожиданность, милый, – улыбнулась мужу Соломея. – Ты так рано…

– А ты уже в трудах, ненаглядная моя… – Василий подошел к станку, но ничего интересного не увидел, кашлянул и повернулся к супруге: – В жизни сей не токмо труду место быть должно, но и отдыху. Сбирайся, прокатимся. Обоз ужо собран, сани твои заложены, токмо тебя дожидаемся. Одевайся!

– Как скажешь, дорогой, – не стала перечить супруга, отложила иглу и распорядилась: – Княгини, одеваться!

Через полчаса она вышла к саням – не деревенским розвальням, понятно, а к большому возку размером с небольшую торговую лавку, поставленную на полозья и запряженную восьмеркой лошадей. Внутри был настоящий дом – обитые сукном скамьи, стол, сундуки, слюдяные окна и даже печурка, сложенная из кирпича и окованная для прочности железом. Только все – очень маленькое, почти игрушечное.

Щелкнули кнуты, закричали возничие – сани тронулись. «Великокняжеская прогулка» началась. И совершенно неожиданно для Соломонии продлилась полных три дня, закончившись к полудню четвертого. Василий, войдя в возок, подал жене руку и вывел ее на хрустящий под расшитыми сапожками искристый снег.

– Смотри!

Они находились на взгорке, что поднимался среди ослепительно белых полей и перелесков – усыпанных снегом, окутанных инеем, залитых светом. Среди этой невероятной бескрайней чистоты, примерно в версте впереди, возвышалась крепость. А чуть дальше за черными бревенчатыми стенами переливались всеми цветами радуги расписные хоромы, крытые разноцветной деревянной черепицей, возносились к небесам золотые купола с православными крестами, скакали алые вздыбленные кони, венчающие скаты многочисленных кровель.

– Что это? – не поняла Великая княгиня.