Читаем Солоневич полностью

Нет сомнения, что авторство этой книги стало для Солоневича не только «вторым паспортом в Германию», но и своего рода палочкой-выручалочкой в самый сложный период его отношений с нацистами, когда в 1941 году Иван подверг критике планы и цели германского «натиска на Восток». Наказать автора «России в концлагере» концлагерем германским даже с точки зрения нацистских заправил было «контрпродуктивно»: это негативно сказалось бы на имидже рейха. Поэтому для Солоневича избрали более «мягкое наказание» — ссылку и принудительное молчание…


Воодушевлённое похвалами иерархов рейха, эссенское издательство пригласило Солоневича прочитать цикл лекций «по мотивам» книги «Россия в концлагере» в крупных городах Германии. Иван согласился и взялся за работу. Очень кстати Левашов переправил в Берлин библиотеку Солоневича (около трёх тысяч томов) и, самое главное, архив. Эти материалы пригодились при подготовке выступлений. Все тексты пришлось предъявлять на предварительную цензуру. Немецкие власти не хотели импровизаций и в этом, казалось, следовали порядкам, заведённым в Советском Союзе.

Несмотря на сохранявшуюся угрозу покушений, Иван Солоневич отправился в лекционное турне. Он называл свои лекции «встречами с германской общественностью» и позже не без иронии писал:

«Я был принят как нечто среднее между Шаляпиным сегодняшнего дня и Квислингом — завтрашнего, но тогда ещё никто не знал, что такое Квислинг. Обоюдное разочарование наступило довольно скоро, через несколько месяцев. Но пока что всё было очень мило».

В свободное время Иван писал статьи для «Нашей газеты», которая стала выходить вместо закрытого болгарскими властями «Голоса России». При всяком удобном случае Солоневич заявлял, что «занимается разработкой основных положений Белой идеи в применении к условиям послесоветской России (!), конечно, с учётом итальянского и германского опыта».

У эмигрантов из России, живших в Германии, лекции Ивана Солоневича пользовались успехом. Тайная государственная полиция контролировала их содержание, изучала реакцию слушателей. Так, в сводке гестапо в Дрездене, озаглавленной «Месячное сообщение о русской, украинской и грузинской эмиграции», отмечалось:

«Русское национальное и социальное движение (РНСД) в городе проявило себя для широкой общественности устройством лекции русского эмигранта И. Л. Солоневича. Была налажена реклама: на столбах расклеены листовки и плакаты, в газетах — помешены объявления. Особо указывалось на то, что жена докладчика стала жертвой покушения, осуществлённого ГПУ в Софии. Писатель выступил 9 июня на открытом собрании в большом городском выставочном зале перед многочисленной аудиторией в 1300 слушателей с докладом на тему „Агония советской власти“. Солоневич читал лекцию на немецком языке, и так как он им владеет недостаточно хорошо, его порой было трудно понять.

Инцидентов на собрании не произошло. Против содержания доклада ничего нельзя возразить, это действенная антибольшевистская пропаганда. Местные газеты опубликовали положительную информацию о собрании.

Другой доклад (на этот раз закрытого характера) прошёл на следующий день в 20.00. в малом зале коммерческого объединения для 160 представителей местной русской колонии, соответственно на русском языке. Ничего предосудительного отмечено не было».

Ещё один отчёт гестапо:

«Франкфурт-на-Майне, 15 июня 1938 года:

На ипподроме состоялось открытое собрание, организованное местной группой РНСД, на котором выступил И. Солоневич из Софии с лекцией на тему „Агония советской власти“. Начальник пропаганды РНСД А. Мельский произнёс вступительную и заключительную речи. Слушатели, число которых достигало 4500–5000 человек, встретили указанные выступления с большим одобрением. Из-за нехватки мест более 1000 человек осталось за пределами ипподрома. Особых происшествий отмечено не было».

В сводке содержались другие данные, показывавшие на всеохватный характер интереса гестапо к славянской колонии:

«Изменений в её составе во Франкфурте-на-Майне не произошло. По статистике русских эмигрантов — 232 (из них 39 — украинцев). Членов РНСД — 63 (34 — русских, 12 — украинцев, 2 — поляка, 15 — немцев). Немцы-возвращенцы из России — 34 (из них арестован полицией 1). В июне в колонии состоялось 5 членских собраний, 3 вечеринки, 7 занятий на курсах языка, которые посещаются главным образом немцами для усовершенствования знания русского. Мер государственно-полицейского характера в отношении русских эмигрантов в отчётном месяце не предпринималось».

Об этом периоде своей жизни Солоневич не раз говорил, что это было время «утраченных надежд»:

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Рахманинов
Рахманинов

Книга о выдающемся музыканте XX века, чьё уникальное творчество (великий композитор, блестящий пианист, вдумчивый дирижёр,) давно покорило материки и народы, а громкая слава и популярность исполнительства могут соперничать лишь с мировой славой П. И. Чайковского. «Странствующий музыкант» — так с юности повторял Сергей Рахманинов. Бесприютное детство, неустроенная жизнь, скитания из дома в дом: Зверев, Сатины, временное пристанище у друзей, комнаты внаём… Те же скитания и внутри личной жизни. На чужбине он как будто напророчил сам себе знакомое поприще — стал скитальцем, странствующим музыкантом, который принёс с собой русский мелос и русскую душу, без которых не мог сочинять. Судьба отечества не могла не задевать его «заграничной жизни». Помощь русским по всему миру, посылки нуждающимся, пожертвования на оборону и Красную армию — всех благодеяний музыканта не перечислить. Но главное — музыка Рахманинова поддерживала людские души. Соединяя их в годины беды и победы, автор книги сумел ёмко и выразительно воссоздать образ музыканта и Человека с большой буквы.знак информационной продукции 16 +

Сергей Романович Федякин

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное