Солоневич

Осенью 1936 года в Софию пришло ещё одно письмо от «Бажова». На этот раз ему ответила Тамара, пояснив, что братья этого сделать не могут, так как «уехали в Европу». Иван и Борис в октябре выехали на две недели в Югославию для чтения лекций, а Юрий отправился в Вену, чтобы приступить к учёбе в Художественной академии, той самой, которая в своё время дважды отвергла Гитлера. Очередные номера газеты в отсутствие мужчин готовили к выпуску Тамара и Ольга Курпатова-Хольстрем[113], приехавшая из Финляндии «в гости» к Борису. Им помогал секретарь редакции Николай Михайлов[114].

В письме Тамара интересовалась у «Бажова», можно ли через него организовать переброску «Голоса России» в СССР, и предложила сделать переписку более регулярной. Ещё она, нарушив табу братьев на упоминание имени младшей сестры, попросила навести справки о судьбе Любови Лукьяновны Солоневич[115].

Письмо Тамары давало украинским чекистам хорошие зацепки для продолжения оперативной игры: Солоневичей можно было заинтересовать перспективой налаживания связи с родными. Тем не менее на Лубянке приняли решение о приостановлении одесской операции. Резидент Яковлев в Софии успешно вёл игру против Солоневичей, и в Москве не хотели рисковать, вводя в дело «Спортсмены» новую агентуру. «Бажов» исчез так же внезапно, как и появился. Писем от него Солоневичи больше не получали…

На Лубянке, как видим, были в курсе попыток Солоневичей связаться с близкими. Телефонные звонки на «нейтральных» людей, письма с иносказаниями, телеграммы — все они фиксировались 3-м отделом всемогущего аппарата ГУГБ НКВД. Параллельно чекисты изучали материалы прежних разработок, выискивая в них родственные и прочие связи «спортсменов».

В Крыму была установлена родная сестра братьев (по первому браку Лукьяна Михайловича) — Любовь: по учётам адресного стола, она работала художницей-оформительницей. Там же были выявлены: приятель Бориса — капитан парохода «Кубань» Черноморского торгового флота Георгий Иванович Вислобоков, 35 лет, и хороший знакомый Ивана по Одессе — граф Сергей Леонидович Капнист.

Отец Лукьян Михайлович и его старший сын во втором браке Евгений были арестованы весной 1935 года «за антисоветскую агитацию». Полгода их держали в тюрьме в Симферополе, затем по решению тройки отправили в ссылку в Красноярский край.

Когда финансовые дела братьев Солоневичей наладились, они захотели поддержать родственников, особенно детей Бориса, материально. Эмигрант Верганский предложил такую схему: мать Верганского, живущая в Москве, будет передавать родственникам Солоневичей в столице или пересылать им в провинцию обусловленную сумму в рублях; после получения подтверждающих расписок или почтовых квитанций братья будут выплачивать «организатору» сделки по 12 левов за каждый советский рубль. Этот же способ предприимчивый Верганский предлагал и другим эмигрантам в Болгарии, но его попытки заработать провалились: «деловые» письма Верганского перехватывались в «чёрных кабинетах» СССР.

В начале июня 1936 года в ИНО НКВД решили провести завершающую оперативную комбинацию по компрометации Солоневичей. У «головки» РОВСа необходимо было создать впечатление, что Борис связан с чекистами и регулярно получает от них инструкции. В советских журналах, которые братья выписывали на Софию через Гельсингфорс, специалисты НКВД в Москве сделали «наколки» в духе того «книжного шифра», к которому прибег Борис в своё время в Одессе, сообщая Ивану о своём аресте чекистами.

Резидент Яковлев запланировал также инсценировку «конспиративной» встречи сотрудника полпредства с Борисом. Для этой роли был подготовлен курьер охраны М., хорошо известный эмигрантам. Резидент дал ему «боевое задание»: приблизиться к «объекту» (М. и Борис знакомы не были) и обменяться с ним несколькими «импровизированными» словами. После этого имитировать «вручение» пакета Солоневичу и «с предосторожностями» вернуться в полпредство. Самым сложным в этой комбинации было сведение в «одной точке» курьера М. и Бориса под контролем «наружки» РОВСа.

Фосс уже давно просил генерала Абрамова дать разрешение на установление наружного наблюдения за Борисом, но тот тянул, ссылаясь на финансовые трудности 3-го отдела. Дело в том, что привлекаемые к слежке офицеры должны были оставить на время работу. У всех были семьи, и неоплачиваемый отпуск отразился бы на их благополучии. По меньшей мере надо было возместить офицерам их обычную зарплату. Под впечатлением предостерегающих писем из Гельсингфорса и Парижа Абрамов всё-таки сдался и Скрепя сердце согласился выделить средства. Фосс был доволен.

Не менее доволен был Яковлев, который сообщил в Москву: