Но Эхо не промах. Он проникает в санаторий и вовремя спасает Кубячева. В тот момент, когда рьяный фашист лже-Кубячев готовится выступить на огромном митинге, с которого должно начаться неонацистское восстание, на сцену выходит мягкий, либеральный и демократичный добрый старый Кубячев. Взяв в свои руки микрофон, он уверяет собравшихся:
"Этот предатель представил меня вам всеведущим мессией, явившимся с извлеченным из ножен мечом, которым он будет вечно поражать то, что считает всемирным злом. Это не я, и роль это не моя… Я не верю, что военная сила — это достойный ответ на наши политические проблемы".
И он обещает вскоре представить свое истинное мнение о мире и взаимопонимании между народами, что вовсе не будет на руку воинствующим ястребам на Востоке и Западе. В это время Эхо (наверное, в сопровождении знойной Тани) направляется на полностью заслуженный им отдых на частном острове возле Таити, где, как он говорит своему боссу:
"Можно гулять по пляжу и дышать свежим воздухом, сняв с себя всю одежду".
К концу 70-х, в особенности после своей Гарвардской речи, Солженицын испытал разочарование в общественной реакции на его публичные выступления и устал от того, что представлялось ему карикатурой и передергиванием его взглядов. Он отошел от общественной жизни и продолжал в вермонтском уединении работать над огромным историческим эпосом о России, который для большинства читателей на Западе представлял мало интереса и не мог быть прочитан российским читателем, которому он предназначался. Имя Солженицына по-прежнему вызывало резонанс на Западе, но на его прежнюю репутацию наложился еще целый ряд клише: угрюмый Иеремия, теократический Аятолла, мистический националист, неблагодарный человек, критикующий западную прессу, защищавшую его, и демократические институты, которые предоставили ему политическое убежище.
Единственный западный роман периода начала 80-х, который мне удалось найти, где фигурирует обобщенный образ Солженицына, написан Доналдом Джеймсом —
"Падение Российской империи"[30]
. Созданный задолго до распада СССР, роман представляет собственную версию этих событий. Застой экономики играет свою роль, при этом первый президент-женщина, прагматичная реформаторша, противостоит руководителю КГБ (по имени Куба!), который по ходу развития романа становится по манерам и даже внешне похожим на Сталина. Однако тлеющие угли междоусобной борьбы все же раздуваются разошедшимися националистами. Подъем одной из самых неприятных разновидностей российского национализма, движения родинистов, провоцирует бунт многих народов СССР: "Они верили в Россию. Не в Советский Союз и не в империю, доставшуюся нам от царей, а в российских крестьян и способность страдать бесконечно Они никогда не носили джинсов или маек. Увидеть их можно было только в валенках и штанах из грубой мешковины, в просторных подпоясанных рубахах-размахайках. Мальчики и девочки я думаю, что мне даже не надо говорить вам о том, что родинисты все до одного были яростными антисемитами"… Вскоре они решат, что снова настало время "защищать душу России (по старой русской традиции) при помощи бомбы".