Сомерсет Моэм. Король Лир Лазурного Берега

Серл и в самом деле оказался сущей находкой. Преданность, исполнительность, надежность, добросовестность в сочетании с отличным покладистым нравом, мягкостью, вежливостью, обходительностью да еще отменным чувством юмора встретишь нечасто. Серл неустанно перепечатывал на машинке рукописи Моэма, разбирал поступавшие к нему бесконечным потоком (особенно в дни юбилеев) письма и телеграммы, проверял и оплачивал счета (не обсчитывая при этом, в отличие от Хэкстона, хозяина). А также заказывал билеты на поезда и пароходы, осуществлял постоянный и кропотливый надзор за садом и виллой – одним словом, был совершенно незаменим, стоял, точно образцовая жена, между Моэмом и жизнью. И при этом вынужден был терпеть с каждым годом ухудшавшийся нрав хозяина, который в старости нередко впадал в бешенство, оскорблял своего покорного и незлобивого секретаря, мог – бывало и такое – даже дать волю рукам. Беззаветное служение Серла оплачивалось Моэмом более чем скромно. Тем не менее, когда однажды Серл обратился к хозяину с просьбой об отпуске, тот искренне удивился: «Отпуск?! Да ваша жизнь и без того сплошной отпуск, вам не кажется?» Верному и преданному Серлу, особенно в последние годы жизни Моэма, когда к его дурному нраву прибавились физическая немощь, приступы паранойи и почти полная потеря памяти, так не казалось.

Справедливости ради скажем: жалованье Моэм действительно платил Серлу весьма незначительное, отпуска не давал; да что там отпуск: в последние годы жизни не позволял от себя отойти ни на минуту, – но доброе к себе отношение помнил. «Я хочу, – не раз повторял писатель, – чтобы после моей смерти он ни в чем не нуждался, ведь он, что ни говори, пожертвовал мне лучшие годы своей жизни». И словами Моэм не ограничился: в завещании преданный Серл забыт не был.

Не будем, однако, рисовать Серла только белой краской, а Хэкстона – черной. Хэкстон был, при всех своих многочисленных минусах, человеком не только азартным и авантюрным, но и исключительно обаятельным, разносторонне одаренным. Он легко, как уже говорилось, сходился с людьми. Он был человеком живого ума, превосходно знал французский (которым Серл, проживший десятилетия во Франции, так и не овладел). Он отлично играл в бридж (а Серл не мог отличить червей от бубен), был на все руки мастер – и в прямом и в переносном смысле; однажды он даже спас Моэма от верной смерти… И главное, для Моэма он значил много больше, чем Серл: когда Хэкстон умер, Моэм долгое время был совершенно безутешен. Что же до Серла, то он при всей своей покладистости, преданности и даже жертвенности про себя юбимого не забывал никогда и, преследуя собственные, нередко корыстные интересы, методично расшатывал отношения между состарившимся Моэмом и его дочерью.

Мы так много места и внимания уделили дому «Мома», его архитектуре, расположению и обстановке комнат, его гостям и домочадцам, «правилам общежития», что пришло время сказать несколько слов и о самом хозяине. О Старикане (Old Party

), как, с легкой руки Джералда Хэкстона, звали Моэма задолго до того, как он состарился, его друзья и знакомые.

13

Старикан, сотканный из противоречий