Сомнамбула

Кажется, Вильчевский окончательно расчувствовался. Как часто бывает с полковниками по армейской пехоте, и не только с полковниками, настроение его сделало резкий поворот. Пристав шмякнул кулаком по колену.

– Найду, кто это сделал, раздавлю гадину.

Обещанию следовало верить.

– Поищу орудие преступления, – сказал Ванзаров. – Не возражаете, Петр Людвигович?

Пристав был благодарен за такую помощь. Сейчас к следственным действиям он был не слишком пригоден. Приказал Можейко закрыть дверь в спальню и пошире распахнуть окна в гостиной, чтобы не страдать от запаха, который становился сильнее.

Ванзаров вернулся так скоро, будто знал где искать. Он держал большую жестяную банку, в каких с недавних пор стало модно хранить крупы, вместо того чтобы делать это по-старинке, в подвешенных мешках.

– Зачем притащил? – спросил Вильчевский.

Ванзаров предложил открыть. Убрав с колен кувшин, пристав водрузил на них короб. Откинув крышку, заглянул внутрь и отпрянул.

– Это что же, – проговорил он.

– Кортик капитана 1-го ранга Рейсторма, давно покойного.

– А в чем это… он…

– Господин пристав, служа в полиции, нельзя бояться крови, – ответил Ванзаров. – На лезвии подсохшие следы, остальное стекло на днище.

– Ой, ты… Как же догадался, Родион, заглянуть на кухню?

Правда ничего бы не изменила, только запутала картину и без того тяжкую. Ванзаров сказал, что, пока ждал участок, осмотрелся на кухне и заглянул в банки. На всякий случай. Одна показалась подозрительно легкой и гремящей. В ней нашлось оружие преступления.

– Каким же извергом надо быть, чтобы ночью проникнуть в квартиру, зарезать старушку, спрятать в банке кортик ее покойного мужа и преспокойно удалиться? – изумился Вильчевский. Помощник Можейко тяжким вздохом скорбел о временах и нравах.

– Зададим этот вопрос мадемуазель Муртазиной, – сказал Ванзаров.

С явным облегчением пристав избавился от банки.

– Полагаешь, она что-то слышала? – спросил он, вставая и поправляя портупею.

– Там видно будет…

В комнатке горничной не было окна. Она была настолько маленькой, что поместилась только железная кровать. Ванзаров протиснулся, а Вильчевский остался в дверном проеме. Муртазина сидела на скрипучем табурете, сжавшись и укутавшись в шаль. Переодеться не успела, осталась с босыми ногами.

– Госпожа Муртазина, сообщите, что делали вчера вечером, – сказал Ванзаров.

Она подняла посеревшее, выплаканное лицо.

– Что я делала? – переспросила. – Все, как обычно… Уложила мадам в постель, как она пожелала… Дала ей капли… Дождалась, когда Елизавета Марковна заснет, пошла к себе… Умылась и легла спать…

– Кто приходил ночью?

Муртазина резко помотала головой.

– Да вы что… Никто не приходил… Спала как убитая, вам утром открыла, господин Ванзаров…

– Значит, в доме гостей не было?

– Нет… Что вы…

– Кто же зарезал мадам Рейсторм?

Ответа не последовало. Горничная опустила голову и принялась покачиваться на табурете под мерзкий скрип.

– Вы никому не открывали, в доме никого не было, – продолжал Ванзаров. – В жестяной банке найден кортик со следами крови… Мадам зарезана… Какой вывод?

– Я не знаю… Я не знаю… Я не знаю… – бормотала Муртазина, как механическая кукла.

Сделав полшага к кровати, Ванзаров откинул одеяло и приподнял подушку. Там, где у спящего человека лежит рука, виднелось засохшее пурпурное пятно. Узкий мазок того же цвета украшал верхний край пододеяльника. Пристав издал угрожающий возглас.

– Госпожа Муртазина, извольте снять платок…

Уголки шали плотнее прижались к ее горлу.

– Что… Что вы от меня хотите… Я ничего не знаю. – Она глядела испуганно.

– Покажите правый рукав ночной сорочки.

– Зачем же так…

– Покажи рукав! – рявкнул пристав так, что ус Ванзарова закачался, как от ветра.

Муртазина медленно стала стягивать шаль с плеча, пока не показался рукав. Ванзаров приподнял ее руку. На простеньком кружеве виднелось пурпурное пятно. Мелкие точки засохших брызг украшали беленую ткань.

– Все ясно, Петр Людвигович?

– Яснее не бывает. Била кортиком, рукав забрызгала, кортик спрятала в банку, руки помыла, а про сорочку забыла. Так и легла спать.

Муртазина бросила на него взгляд, вырвала руку, прижав к себе.

– Что за глупости… Никого я не убивала…

Вильчевский недобро ухмыльнулся:

– От ведь… Ладно, барышня, собирайся, пойдем.

– Куда пойдем?

– Сначала в участок, потом в тюрьму.

– Я не хочу в тюрьму… Я не пойду…

– Там тебе самое место. Зачем только старую даму убила. Грех на душу взяла. Думала ограбить и скрыться? Эх, глупая, куда в России скроешься, всех поймаем… Одевайся… Чтоб через три минуты готова была.

Помотав головой, будто не согласна, Муртазина сложила руки на груди.

– Я не убивала мадам, – тихо проговорила она.

– На каторге будешь басни плести.

Она вскочила и крикнула прямо в лицо приставу:

– Я не убивала! Не убивала! Не убивала!

Порыв был столь силен, что Вильчевский подался назад. Но тут же схватился за кобуру.

– Упорствуешь? Я тебе сейчас покажу.

Пора было вмешаться. Ванзаров заслонил барышню, насколько было возможно в тесноте.