Сон № 9

– Может быть, это действительно кит, – говорю я. – Окаменелый.

Андзю фыркает:

– Это просто утес. Он даже не похож на кита. Вот как мы с тобой пойдем на тайный пляж, я доплыву до камня-кита, заберусь на него и буду над тобой смеяться.

Паром на Кагосиму уползает за горизонт.

– Завтра в это время… – начинаю я.

– Да-да, завтра в это время ты будешь в Кагосиме. Встанешь очень рано, чтобы успеть на паром и приехать в тамошнюю школу к десяти утра. Первые две игры проведут команды старшеклассников, а потом ваш матч. Потом вы пойдете ужинать в ресторан при девятиэтажном отеле и будете слушать, как господин Икэда объясняет, почему вы проиграли. А в воскресенье утром вернетесь обратно. Ты мне уже миллион раз говорил, Эйдзи.

– Что ж поделать, если ты завидуешь.

– Завидую? Тому, как одиннадцать вонючих мальчишек гоняют по грязи пустой мешок?

– Раньше футбол тебе нравился.

– Раньше ты прудил на наш футон.

Ох.

– Ты завидуешь, что я еду в Кагосиму, а ты – нет.

Андзю высокомерно молчит.

Дерево поскрипывает. Я не ожидал, что Андзю так быстро потеряет интерес к нашему спору.

– Смотри, – говорит она.

Андзю поднимается во весь рост, расставляет ноги, встает поустойчивей, отпускает руки…

– Прекрати, – говорю я.

Сестра прыгает в пустоту

Из моей груди вырывается крик

Андзю проносится мимо

и со смехом приземляется на ветку внизу, а потом снова ныряет еще ниже – к следующей ветке. Андзю исчезает в листве, но смех ее слышится еще долго.

«Фудзифильм» утверждает, что уже больше двух часов ночи. Каждая ночь набита минутами, но они сочатся из нее одна за другой. Моя капсула набита Хламом. Если отыскать слово «хлам» в словаре, то обнаружится точное описание моей капсулы над «Падающей звездой». Убогая колония в империи Хлама. Старый телевизор, старенький свалявшийся футон, складной столик, поднос с разрозненной кухонной утварью – спасибо жене Бунтаро, – чашки с грибковыми культурами, ревущий холодильник с хромированными нашлепками. Вентилятор. Стопка журналов «Экран», которую всучил мне Бунтаро. С Якусимы я привез только рюкзак с одеждой, «Дискмен»[35], диски с альбомами Джона Леннона и гитару. В день моего приезда Бунтаро опасливо посмотрел на нее:

– Ты ведь не собираешься эту штуку подключать?

– Нет, – ответил я.

– Так и быть, акустический звук разрешаю, – сказал он. – А если подключишь электричество, вылетишь на улицу. В договоре все прописано.

Я не собираюсь ей отвечать. Ни за что. Она попытается отговорить меня от поисков отца. Интересно, сколько времени нужно таракану, чтобы умереть? Клеевая ловушка называется «тараканий мотель», на стенках коробочки нарисованы окна, двери и цветы. Предатели-тараканы радостно машут всеми шестью лапками: «Заходите, заходите!» Приманка – пахнущий луком пакетик; в любом токийском супермаркете продаются ловушки с запахом карри, креветок и вяленой говядины. Когда я поселился в капсуле, Таракан поприветствовал меня первым. Даже не потрудился изобразить испуг. Усмехался. И кто же смеется последним? Я! Нет. Он. Я не могу уснуть. По ночам на Якусиме спят. Все равно больше заняться нечем. В Токио по ночам не спят. Панки гоняют по торговым пассажам на скейтах. Хостессы[36]

подавляют зевоту и поглядывают на «ролексы» клиентов. Бандиты якудза чинят разборки на опустевших строительных площадках. Школьники помладше меня устраивают турниры по секс-гимнастике в отелях любви. Где-то наверху мой собрат по бессоннице спускает в туалете воду. В стене за моей головой урчит труба.

Прошлая среда, мой второй день в качестве трутня на вокзале Уэно. В обеденный перерыв сижу в туалетной кабинке, сру, покуривая «Салем». Вдруг слышу, как открывается дверь, скрипит молния, струя мочи ударяет по фаянсу писсуара. Потом раздается голос – это Суга, нерд-компьютерщик, чье место я займу в конце недели, когда он вернется в колледж. Очевидно, думает, что он здесь один.

– Извините, вы – Суга? Это из-за вас произошло?

Он говорит не своим обычным голосом, а голосом мультяшного персонажа – такие упражнения наверняка здорово дерут связки.

– Не хочу вспоминать, не хочу вспоминать, не хочу вспоминать. Не заставляйте. Не надо меня заставлять. Не заставите. Забудь! Забудь! Забудь!

Его голос становится обычным – спокойным, гнусавым:

– Я не виноват. Такое со всяким могло случиться. С кем угодно. Не слушай их.