Сон № 9

– Сколько у тебя денег?

– Забирай все до последней иены, только оставь меня в покое.

– Не искушай меня. У входа в «Ксанаду» есть стоянка такси. Мы с тобой сейчас туда прогуляемся. Либо прямо сейчас, либо я поору на тебя минут десять, а потом пойдем. Решай сам.

Даймон снова вздыхает:

– Вот умеешь ты убеждать, когда захочешь.

Мы пробираемся сквозь толпу. На нас косятся, но думают, что Даймон приваливается ко мне, потому что мертвецки пьян. Сентябрьское солнце заливает землю атомными лучами. Мой форменный комбинезон служащего Японской железной дороги взмок от липкого пота. Людской поток течет в «Ксанаду» и обратно. Повсюду серебристые воздушные шарики и бравурная музыка. Обрывки разговоров, дым из ларька, где жарят кукурузные початки. Мы отражаемся в чьих-то громадных солнечных очках шириной с милю. Выглядим дерьмово. Гигантский черный кролик извлекает из цилиндра карлика-фокусника, и весь мир аплодирует. В отдалении фортепиано со струнным оркестром исполняют что-то очень красивое. Даймон давится всхлипами.

– Тебя мутит? – спрашиваю я.

– Нет. Смеюсь над забавной стороной этого дня.

Интересно, где он ее нашел.

– Ты хоть понимаешь, Миякэ, как мне стыдно, что именно ты спасаешь мою шкуру?

Зэкс Омега вприпрыжку перебегает дорогу, предлагая купить свои мини-копии.

– Ага, – отвечаю я. – Наверное, это очень унизительно.

До самой стоянки такси Даймон не произносит ни слова. С трудом переставляет ноги, дышит прерывисто, тяжело. Дверца такси распахивается сама собой – у нас на юге их все еще открывают вручную.

– Вы знаете Кита-Сэндзю? – спрашиваю я таксиста.

Он кивает.

– Знаете ресторан «Тэнмая», в пяти минутах от станции?

Он кивает.

– Видеопрокат находится на той же улице. – Я записываю адрес «Падающей звезды». – Пожалуйста, отвезите туда моего друга.

Таксист в нерешительности: его привлекает солидная плата за проезд и отпугивает состояние пассажира.

– У него солнечный удар. Минут через десять он придет в себя.

Плата за проезд побеждает, и такси увозит Даймона. Я оборачиваюсь и смотрю туда, откуда пришел. У меня свидание в «Валгалле»[101] с папкой в металлической мусорной корзине.

Монгол подбирается ближе. Дыра человеческих очертаний в смутной темноте. Вижу его полуулыбку. Ковбойские сапоги отсчитывают последние отпущенные мне секунды. Ящерица и фары «кадиллака», прочесывающие поле битвы, остаются в какой-то другой жизни. Интересно, Морино с Франкенштейном все еще за этим наблюдают? Смотрю на Монгола, боюсь, что если хоть на миг отведу взгляд, то мой убийца сократит путь наполовину. Адреналин борется с лихорадкой, но я не в состоянии воспользоваться силой, которую мне придает страх. Никакой адреналин не сохранит мне жизнь, если я спрыгну с моста и разобьюсь о землю. Никакой адреналин не поможет разоружить настоящего, осязаемого наемника с настоящим, осязаемым пистолетом. Нет, фиг тебе. Я покойник. Кто будет по мне скучать? К следующей субботе Бунтаро найдет себе нового постояльца. Мама начнет очередной цикл самобичевания, угрызений совести и водки. В который раз. Кто знает, что почувствует отец? Мачеха, наверное, купит новую шляпку, чтобы отпраздновать знаменательное событие. У Акико Като ненадолго прибавится бумажной работы. Кошка найдет другое пристанище. Она ко мне приходила только ради молока. Дядюшки со своими женами и моими двоюродными братьями и сестрами на Якусиме, конечно же, расстроятся, но сойдутся на том, что от Токио одни неприятности и что жизнь в Японии полна опасностей, не то что в былые времена. Бабушка выслушает новость с непроницаемым лицом и погрузится в молчание – на полдня. Потом скажет: «Сестра позвала его, и он ушел». На этом список заканчивается. И это при условии, что мой труп найдут. Куда более вероятно, что меня вместе с остальными зароют под будущей взлетно-посадочной полосой. Через неделю Бунтаро заявит обо мне как о пропавшем без вести, и все будут пожимать плечами и говорить, что я пошел по стопам своей матери. Ну вот и он, проверяет свой пистолет. К чему все это? Андзю погубило очарование океана, а меня губит разочарование. Снова чихаю. В такой момент?! А, какая разница?! С отвоеванной у моря земли веет прохладный бриз.

Я решаю подождать с часок, прежде чем вернуться в «Валгаллу». Первым делом нахожу телефон. Звоню госпоже Сасаки в Уэно, но, услышав ее голос, вешаю трубку – то ли в растерянности, то ли со стыда. Что мне ей рассказывать – заведомую ложь или заведомую правду? И то и другое исключено. Звоню Бунтаро, с которым гораздо проще. Он с ходу тараторит:

– Ой, тут такое! У Кодаи открылись глаза! Прямо в утробе. Открылись! Представляешь? А еще, слушай, – он сосет большой палец. Уже! Доктор сказал, что это очень необычно на таком раннем сроке. Очень развитой младенец, доктор так и сказал.

– Бунтаро, я…