Сон № 9

– Мои кошмары всегда начинаются в тоннелях. Мне снится самый обычный сон, никакой жути, ничего такого, а потом вижу вход в тоннель и думаю: «А вот и кошмар». Въезжаю в тоннель, и кошмар начинается. Под сводами висят люди. Один парень, которого я замочил лет десять назад, снова передо мной, а пистолет дает осечку. Тоннель все сжимается и сжимается, пока не задохнешься.

Шербетка хлюпает слюной и причмокивает. Ящерица тихонько постанывает, а потом говорит:

– В кошмарах живешь по закону джунглей. Никаких тебе модерновых примочек. Остаешься один-одинешенек, на зуб тому, кто больше, сильнее и злее тебя. Эй, ты с зубами-то поосторожней!

Он хлещет Шербетку наотмашь. Она хнычет. Морино стряхивает пепел в пепельницу.

– Интересные вещи вы говорите, ребята. По-моему, кошмар – это комедия без выпускного клапана. Тебя щекочут, а ты не можешь смеяться. А давление все нарастает и нарастает. Как газ в светлом пиве. Миякэ, у тебя есть что добавить к нашей захватывающей беседе?

Я смотрю на своего мучителя и думаю: неужели сегодня для него – обычный день?

– Нет.

Такое впечатление, что Морино даже не нужно шевелить губами, чтобы говорить.

– Выше нос, Миякэ. Люди все время умирают. Эти трое сами подписали себе смертный приговор, когда решили меня обмануть. Ты просто помог его исполнить. А через неделю ты о них даже не вспомнишь. Говорят, время – лучший лекарь. Фигня все это. Лучший лекарь – забывчивость.

Ящерица кончает с довольным причмокиванием. Шербетка распрямляется, утирает рот:

– Сладенького!

Ящерица невнятно бормочет и расстегивает какую-то молнию.

– У тебя рука – что подушка для булавок. Покажи-ка бедро. Вот туда я сейчас и ширну. Эй, ты меня всего обслюнявила!

В разговор вступает тип в кожанке:

– У меня на родине говорят, что кошмары – это наши жестокие предки-дикари, которые стремятся отвоевать укрощенные земли, вскормившие и напитавшие наши дряблые, разжиревшие, полусонные современные сущности.

Франкенштейн вытаскивает металлическую расческу и запускает ее в шевелюру, держа руль одной рукой.

– А кто их к нам посылает?

Тип в кожанке кладет в рот новую пластинку жвачки.

– Кошмары посылает наше глубинное естество – то, что мы и есть на самом деле. «Не забывай, откуда ты родом, – напоминает кошмар, – не забывай свою истинную сущность».

По вывеске вечно шествует на задних лапах неоновый пудель с франтоватым галстуком-бабочкой на шее. Наш «кадиллак» присоединяется к тому, в котором едут трубачи. На третьем «кадиллаке» Мама-сан уехала по делам. Вся заряжают пистолеты, и Франкенштейн распахивает передо мной дверцу:

– Не желаешь ли остаться в этом безопасном элегантном авто на пару с охочей до секса юной шлюшкой под кайфом?

Не успеваю я сообразить, что ответить, как Ящерица с силой хлопает по моей бейсболке:

– Фиг тебе.

Мы выходим из машины и направляемся к дверям с пуделем. То и дело сердито шипит лампа-мухобойка. Из-за стен доносится рев – то громче, то тише. От теней у входа отлипают два амбала и приближаются к трубачам.

– Добрый вечер, господа. Во-первых, я вынужден попросить вас сдать оружие. Таковы правила – оно будет под замком, в целости и сохранности. Во-вторых, ваших машин нет в списке. С кем вы?

Трубачи расступаются, и Морино выходит вперед:

– Со мной.

Амбалы бледнеют.

Морино смотрит на них в упор:

– Говорят, сегодня здесь собачьи бои.

Первым приходит в себя амбал помассивнее:

– Господин Морино…

– Господин Морино скончался в тот же день, что и господин Цуру. Теперь меня зовут Отец.

– Да, э-э, Отец. – Амбал достает мобильник-раскладушку. – Сейчас-сейчас, гарантирую, что для вас и ваших людей освободят самые лучшие места у ринга…

Морино кивает. Франкенштейн всаживает амбалу нож в сердце. По рукоять. Один из трубачей резко запрокидывает голову амбала и, похоже, ломает ему шею. Все происходит с такой быстротой, что я не успеваю осмыслить случившееся, а жертва не издает ни звука. Два трубача валят второго амбала на землю. Ящерица пинком выбивает у него из руки пистолет, наклоняется и целует. Нет, не целует – кусает его за нос и сплевывает темную слюну. Я отворачиваюсь. Глухие удары, кряхтение, стоны, кровь.

– Оттащите этих дохлых крыс вон туда, за ящики, – приказывает Морино.

Звонит оброненный мобильник. Франкенштейн давит его ногой – корпус с хрустом рассыпается.

– Дерьмо тайваньское. Ничего японского не осталось.

Ящерица открывает дверь склада. Внутри пахнет перепрелой соломой и мясом. В темноте высятся штабели поддонов с банками собачьих консервов. Склад огромен. В глубине плещут волны одобрительных возгласов и улюлюканья. Трубачи идут впереди. Я отстаю, но тут же получаю от Франкенштейна по копчику.

– Не задерживайся, Миякэ. Пока не пробьет полночь, ты – один из нас.