Сон без пробуждения

– Сережа! – крикнула я запальчиво, – что Сережа?! Что он может мне дать?! И когда?

Мать повернулась и молча ушла. Она не разговаривала со мной несколько дней. Но я и не нуждалась в ее разговорах. Мне было весело! За одним роскошным рестораном следовал другой. Подарки сыпались, как из рога изобилия. Я уволилась с работы. Изменила внешность. И, как мне казалось, поменяла душу.

Сережа пытался поговорить со мной, искал встреч, но я всячески избегала его. Однажды он провел на лестничной площадке всю ночь, и когда утром я возвращалась домой беззаботно-счастливая и слегка опьяневшая, то столкнулась с ним нос к носу. Я ожидала упреков, выяснения отношений. Но ничего этого не было. Он как-то странно посмотрел на меня, повернулся и ушел.

Через месяц Лев Наумович сделал мне предложение. Я согласилась.

Свадьба была грандиозной. Потом мы на два месяца уехали в Европу, и я забыла обо всем. Даже о собственной матери. Все это время я была точно заколдована, явился волшебник из страны грез и стал исполнять все мои желания, даже самые невероятные. Время летело быстро. Лев Наумович не мог отсутствовать бесконечно, и мы вернулись в Россию.

Марина опустила глаза и стала сосредоточенно рассматривать собственные тщательно отполированные ярко-малиновые ногти.

Мирослава терпеливо ждала.

– Мы вернулись, – сказала Замятина и перевела взгляд на Мирославу, – и стали жить в огромном особняке недалеко от Волги. Втроем. У Льва Наумовича сын от первого брака, Владимир. Ему сейчас 27 лет. Он занимается делами отца.

После возвращения из-за границы я вспомнила наконец-то о матери и собралась ее навестить. Лев Наумович хотел меня сопровождать. Но мне хотелось побыть с матерью наедине и я отклонила предложение мужа. Он не стал настаивать.

В машину загрузили подарки, и шофер отвез меня домой, вернее, туда, где я раньше жила…

Мать, несмотря на мои опасения, встретила меня радостно, но от подарков наотрез отказалась. Пришлось шоферу перетаскивать многочисленные пакеты и коробки обратно в машину.

Мы сидели с мамой на нашей кухне и пили чай из стареньких чашек с вишневым вареньем. Я рассказывала о своих впечатлениях, кажется, несколько часов, не умолкая ни на минуту. Наконец я устала от собственной болтовни.

Мама поставила чашку с недопитым чаем на стол и, не глядя на меня, тихо сказала:

– Знаешь, Мариночка, а Сережа в больнице.

– Что?! – выдохнула я. Такое ощущение, что кто-то со всего размаху ударил меня палкой по голове.

– Что с ним?! – повторила я.

– С сердцем что-то приключилось. Я навещаю его. Врачи толком ничего не говорят.

– Но этого не может быть! – выкрикивала я. – Он же молодой! Здоровый! Это неправда! Ты обманываешь меня!

Мама посмотрела укоризненно и сказала совсем тихо:

– Разве я обманывала тебя когда-нибудь, Мариночка…

– Нет, – согласилась я, – никогда.

Вскочив, я споткнулась о стул, опрокинула чай на свое дорогое платье. Но на все было плевать. Почти бегом я бросилась к двери.

– Ты куда, Мариночка? – окликнула мать.

– К Сереже!

Мать догнала меня у порога и насильно вернула назад.

– Не ходи, – сказала она. – Не пустят тебя к нему. Да и не надо.

– Ну почему?! Почему?! – завопила я.

– Сама знать должна. Не маленькая.

– Но мама! – и я заревела в голос.

Мать подошла ко мне, обняла за плечи и, как в детстве, стала гладить по голове.

– Тихо, девочка моя, тихо, успокойся. Ты теперь замужняя женщина.

– Мама, какая ты старомодная, – вырвалось у меня сквозь слезы.

– Какая есть, что ж теперь поделаешь. А за Сережу ты не беспокойся. Он сильный. Справится.

Мать тяжело вздохнула.

– Я бы и не говорила тебе вовсе, да боялась, что все равно узнаешь от других и в горячке дров наломаешь. Лучше уж так…

Она продолжала гладить мои волосы и раскачивала тихонько из стороны в сторону мое обмякшее тело, точно убаюкивала.

– Все будет хорошо, Мариночка.

– А ты сама в это веришь? – спросила я.

Ответа я не услышала.

Через некоторое время я позвонила мужу и сказала, что у меня разболелась голова и ночевать я останусь у матери. Не знаю, заподозрил ли что-нибудь Лев Наумович, виду, по крайней мере, он не подал, сказал только, чтоб шофера отпустила, и пожелал спокойной ночи.

Утром я вернулась в дом мужа. Но уже ничто не радовало меня. Волшебство закончилось, и я увидела, что у моего мужа вставные зубы и седая голова.

Но делать было нечего, я продолжала жить своей роскошной жизнью, тщательно скрывая разрывающую сердце тоску. Думаю, что даже Лев Наумович не догадывался, как мне тошно в его золотой клетке.

Сын его, Владимир, относился ко мне почтительно, точно я была не девчонкой, которая пятью годами моложе его, а зрелой матроной под стать его папочке.

Каждое утро я просыпалась в ужасном настроении. Порой мне в голову приходила мысль, что нужно уйти от Льва Наумовича и вернуть себе свободу. Но всякий раз я вспоминала нищету, из которой с таким трудом выбралась, и заставляла себя жить в ненавистном доме с опостылевшим супругом, щедрость которого по отношению ко мне не знала границ.

Может быть, и дальше все оставалось бы по-прежнему, если бы однажды, навещая мать, я не столкнулась в подъезде со школьной подругой.