Сон Ляхова или Что будет, если не.... (СИ)

— Как… — Веня, кажется, только сейчас понял, насколько неуместны — или напротив, насколько уместны его вопросы, и осёкся.

— Татьяна, дети, — бормотал Ляхов, выискивая внутри чудом уцелевшие крупицы уверенности, — там они, в посёлке, голодно нам очень, Веня, голодно совсем…

Вениамина Борисова Ляхов знал издавна, они вместе учились в институте, правда, на разных потоках. В бытность свою юристом Ляхову иногда было неловко вспоминать об этом, потому что он испытывал чувство вины перед Вениамином. На младших курсах Ляхов подрабатывал официантом и не испытывал особо тёплых чувств по поводу резкого изменения уровня жизни своих родителей — типичной офицерской семьи — с распадом Союза. Из-за стеснённости в деньгах и жилье, дополненной отсутствием перспективы, Ляхов ударился в чтение Калашникова, Крупнова, Паршева — авторов, стяжавших себе эпитеты от «пресловутый» до «маргинальный». К этому чтиву Ляхов приохотил и Вениамина. Потом, когда с перспективами всё круто изменилось, а денежные затруднения отошли в прошлое, Ляхов со стыдливой усмешкой вспоминал свои прежние вздохи «и в такой богатой стране…» или «какая была Империя…» Ему теперь было совершенно ясно, что каждый человечек сам кузнечик своего счастья; работай для своего блага, делай карьеру — и все у тебя будет. А Вениамин… Вениамин всё это не бросил, связался с совсем уж отмороженными экстремистами, занимался политикой, мотался по стране, выпускал какую-то дурацкую газету — в общем, занимался ерундой. При редких встречах с ним и в почти столь же редких созвонах, Ляхов, терзаемый угрызениями совести, убеждал приятеля: «Брось это, брось, безнадежно всё это. Фантазии. Утопия. Займись делом, Веня, встраивайся, другой системы тут нет и не будет. Да хоть женись ты наконец…» В ответ на упрёки Вениамина в отсутствии прежнего боевого задора Ляхов только отмахивался и здраво отвечал: «Если начнётся, то начнётся». Разговоры оказались бесполезны для обоих — Вениамин всё глубже погружался в эту пучину, потом и вовсе исчез — то ли воевал где-то, то ли сидел, то ли сперва воевал, потом сидел.

…Вокруг них уже собралось несколько человек — тех, что крепили ржавые тросовые чалки к БТР. Откуда-то в руках Ляхова возникла краюха тёмного хлеба — та самая, вымечтанная — и фляжка с чем-то терпким, неведомого не то забытого вкуса. Ваха поглядывал на свою несостоявшуюся жертву уже без угрозы, на его смуглом лице безжалостное любопытство мешалось с брезгливостью.

— А ты его к стенке хотел, образина. Это ж кореш мой, однокорытник, в институте вместе учились, Женькой звать, — обрадованно объяснял ему Вениамин.

— Юрист он, а не кореш, — пробормотал Ваха.

— Детям, хлеба бы, муки, хоть чего-нибудь, Веня, — стонал Ляхов. — Хлеба, Веня, картошки…

— Соберём-соберём, не волнуйся, — торопливо успокоил его Вениамин. — Правда, ребята?

На этот раз ответом словам Вениамина стало гробовое молчание. Ляхов с возродившейся тревогой смотрел на мрачные лица за спиной друга. Подчинённые Вениамина явно не хотели делиться, тем более с Ляховым.

— Я своё мнение по данному вопросу выразил, Вениамин Анатольевич. — Ваха говорил веско, без обиды или сомнения в голосе. — Он своё уже схавал. Даже больше, чем надо, схавал.

Подкатил второй грузовик, который, очевидно, намеревались использовать как тягач, с него спрыгнул высокий молодой парень, затянутый под тонким бронежилетом в танкач[1] с непонятными Ляхову знаками различия. Парень подошёл, обменялся несколькими фразами с собравшимися, фразы прошли мимо слуха Ляхова. Прозвучало слово «разойдитесь», воспринятое как приказ.

Обратившись к Борисову, парень произнёс:

— Вениамин Анатольевич, я вас знаю давно. Многие здесь вам обязаны, в том числе жизнью. Однако в данном вопросе я просто вынужден поддержать мнение Вахи, молчаливо одобренное ребятами. Вы в курсе, сколько у нас на элеваторе осталось зерна, сколько у нас ртов, и сколько надо оставить на посев. Мы сами к весне будем голодать. Всех скотов мы сейчас спасти не в состоянии, а подрывать боеспособность подразделения, раздавая еду кому попало — неприемлемо. Мы не Чип, не Дейл и не Красный Крест, мы санитары леса. А также полей, дорог и городов. Нам сейчас хоть какой-нибудь порядок навести. Нам к весне организовать сельхозработы, при этом надо сохранить себя и наших людей. Мы всё это уже обсуждали. И вы сами согласились, что у этих, — короткое движение подбородка явно имело отношение к Ляхову, — офисных уродов был шанс всегда. Они им не воспользовались.

В ушах у Ляхова звенело, он бессмысленно смотрел на левый рукав Вениамина — эмблема на нём отличалась от той, что была у остальных. Две руки, большая и малая, с хлебными колосьями. Хлеб. Пища.

Парень в бронежилете чем-то напоминал остро отточенный нож — держался твёрдо и уверенно, его серое лицо хищно врезалось в морозный воздух. Слова, исходящие паром изо рта, тоже были твёрдыми и уверенными. Вениамин обескураженно смотрел на парня, подыскивая нужные слова. Которые были бы правильнее, нежели только что услышанные. Ничего не находилось.