Сон после полуночи

— Чтобы опираться на него впредь, как на статью закона. Подписав и скрепив его своей печатью, ты сможешь без лишних слов и усилий наказывать и всех других провинившихся вольноотпущенников!

— А что, их так много? — удивился Клавдий и, встретив утвердительный кивок Афера, согласился: — Тогда, пожалуй, я подпишу его. И — всё?

— Почти! — не скрывая радости, поклонился Афер. — Осталась самая малость. Вернуть в рабство еще несколько вольноотпущенников, на которых также поступили сегодня жалобы от их бывших господ.

— Но ведь ты только пообещал, что для этого мне не нужно будет прикладывать усилий! — возмутился Клавдий, успевший вновь удобно разместиться в кресле.

— Я и сейчас готов повторить тебе это! — улыбнулся сенатор.

Он знаком приказал слуге подать ему блюдо со скопившимися на нем за время приема прошениями и принялся перебирать их, с трудом разбирая имена;

— Всех этих Махаров, Каллимахов, Даков и Сиров их бывшие хозяева получат и без твоего вмешательства. Но этих…

Он отобрал, наконец, в ворохе папирусов нужные свитки и высоко поднял над головой, словно призывая в свидетели богов:

— Судьбу этих неблагодарных вольноотпущенников мы никак не можем решить, минуя тебя. Ведь здесь речь идет не о каких-то владельцах лавок и ремесленных мастерских, а о хорошо известных тебе людях!

— Да? И кто же они?.. — поинтересовался император, не понимая, куда клонит Афер, и желая лишь одного: чтобы его поскорей оставили в покое.

— А вот! — торжествуя, воскликнул сенатор, протягивая руку в сторону отшатнувшихся эллинов. — Нарцисс, Паллант, Каллист, Гарпократ, ну… и еще добрый десяток столь же звучных и красивых имен, а точней, кличек, которых я не стану перечислять, чтобы окончательно не утомлять тебя!

— Но ведь это — мои чиновники, советники, друзья, наконец! — слабо возразил император.

— На каждого из которых в моей руке находится по жалобе! — напомнил Афер.

— Ах, да, — поморщился Клавдий. — Но…

— Жалобе, написанной лично на твое имя с обстоятельным перечислением всех тех неблагодарностей, что совершили они против своих бывших господ или членов их семей, как, например, Паллант. Зачитать?

— Не надо! — замотал головой Клавдий, видя, что сенатор уже разворачивает один из свитков. — Я… верю им.

— И совершенно справедливо! — пряча улыбку, поклонился Афер. — Ведь никто из жалобщиков не солгал тебе ни слова, так как это все равно, что обмануть самого бога, не правда ли, Нарцисс?

— Как? — недоуменно повел головой Клавдий. — Превращать в рабов моих верных друзей? Афер, неужели нельзя сделать для них исключение?

— Увы, Цезарь! — отрицательно покачал головой сенатор. — Это невозможно. Как говорит Паллант, суров закон — но закон! Я ничего не перепутал? — с нарочитой озабоченностью спросил он побледневшего эллина и, насладившись растерянностью на его лице, снова обратился к императору: — Уж, коль ты не стал нарушать наших законов для почтеннейшего Пизона и Метилия Модеста, то поймут ли тебя отцы-сенаторы и весь римский народ, если ты нарушишь их из-за каких-то бывших рабов, будь они хоть трижды твоими чиновниками, советниками и друзьями?!

Клавдий промолчал, не зная, что и возразить на это Аферу.

Сенаторы, предвкушая долгожданную победу, дружно подались к императорскому креслу. Вителлий Старший — и тот последовал за ними без своей обычной опаски.

В зале воцарилась напряженная тишина. Было слышно даже испуганное дыхание раба-новичка у занавеси, да чьи-то торопливые шаги за дверью.

Нарцисс взглянул на клепсидру. Перевел глаза на императора. В Клавдии шла мучительная борьба. Но усталость и желание закрыть глаза, судя по всему, брали верх. Проклятый Афер рассчитал все до мелочей. Он использовал оружие самих эллинов, утомивших Клавдия своими бесконечными спорами с сенаторами, и, выбрав подходящий момент, вырвал его, словно меч из руки зазевавшегося неприятеля.

Нарцисс с ненавистью покосился на улыбавщегося Афера. Да, они сами, не подозревая того, помогли ему в осуществлении своего замысла. И теперь никто уже не мог помочь им.

Оставалось только ждать, когда Клавдий окончательно смирится с потерей и уступит настойчивым просьбам окруживших его сенаторов. И тут Нарцисс услышал рядом с собой прерывистый шепот:

— Ну что, я не слишком поздно?

— Поздно! Все теперь поздно!.. — машинально пробормотал Нарцисс и, повернувшись на знакомый голос, увидел незаметно подошедшего к друзьям Полибия. — Ты?

Вольноотпущенник кивнул. Он с трудом переводил дыхание и едва не падал от усталости.

— А где…

— Должник Каллиста? — договорил за умолкшего от волнения эллина Полибий и показал глазами на дверь: — Там! Все только и ждут твоего приказания!..

Нарцисс проследил за взглядом Полибия и только теперь увидел привратника, который подавал ему отчаянные знаки.

— Так он здесь! — просиял Нарцисс.

— Ну да! Разве бы я вернулся без него? — с легкой обидой ответил Полибий. — Правда, для этого мне пришлось побегать по всему Риму…

— После об этом, после! — перебил его Нарцисс и, превращаясь на глазах в прежнего — волевого, быстрого в решениях человека, деловито спросил: — Кинжал?