Сон в красном тереме. Т. 2. Гл. XLI – LXXX.

Пришла кормилица с Дацзе на руках. Все стали с ней забавляться. Девочка играла с большим помело-ном, который держала в руках, но, заметив у Баньэра цитрус «рука Будды», потянулась за ним. Как ни старались служанки ее отвлечь, малышка плакала и требовала цитрус. Тогда у нее отняли помелон, отдали Баньэру, а у него попросили цитрус. Баньэру уже надоел цитрус, и он охотно отдал его в обмен на помелон, такой спелый и ароматный. Им можно было играть как мячом, даже подбивать ногой.

Между тем матушка Цзя успела выпить чаю и вместе со старухой Лю направилась к кумирне Бирюзовой решетки. У ворот их встретила Мяоюй и повела во двор, где было много цветов и деревьев.

– Да, – покачала головой матушка Цзя, – этим проповедникам совсем нечего делать, вот они и следят за порядком! Недаром здесь так красиво!

Мяоюй пригласила матушку Цзя в восточный зал для жертвоприношений, но та отказалась.

– Мы только что ели скоромное, – проговорила она, – поэтому грешно входить в храм самого Будды. Посидим лучше здесь, выпьем чаю.

Баоюй между тем не сводил глаз с Мяоюй. Он видел, как монахиня собственноручно поднесла матушке Цзя черный лакированный поднос в форме цветка бегонии, на подносе золотом был нарисован дракон в облаках, дарующий долголетие, и стояла закрытая белой крышечкой чайная чашечка из фарфора Чэнхуа[2], разрисованная цветами.

– Я не пью чай из Люаня [3]

, – предупредила матушка Цзя.

– Знаю, – ответила Мяоюй. – Это совсем другой, он называется «Брови почтенного старца».

– А воду для него где брали? – поинтересовалась матушка Цзя.

– Вода дождевая. Я храню ее с прошлого года, – ответила Мяоюй.

Матушка Цзя отпила немного и передала чашку старухе Лю.

– Ну-ка отведай!

Старуха единым духом выпила чай и с улыбкой сказала:

– Чай хороший, но слабоват – покрепче надо заваривать!

Остальные тоже пили чай из таких же чашек.

Мяоюй между тем поднялась, незаметно дернула за рукав Баочай и Дайюй, и те вышли следом за нею. Баоюй украдкой пошел за девушками. Мяоюй провела сестер к себе в комнату, усадила Баочай на тахту, а Дайюй на круглую тростниковую подушечку, на которой обычно сидела сама, вскипятила чай.

– Решили выпить своего чаю! – воскликнул Баоюй, входя в комнату.

– А ты почуял, что здесь собираются пить? – засмеялись девушки. – Но для тебя вряд ли что-нибудь найдется.

Мяоюй хотела подать еще одну чашку, но в этот момент на пороге появилась монахиня с чашкой в руках. Мяоюй знаком остановила ее. Баоюй сразу понял, в чем дело. Из этой чашки пила старуха Лю, и Мяоюй считала ее оскверненной. Мяоюй принесла еще две чашки. На одной, той, что с ушком, было написано уставным почерком: «Бокал тыква-горлянка», а затем «Драгоценность Ван Кая»[4] и уже совсем мелкими иероглифами: «В четвертом месяце пятого года Юаньфэн[5] сию чашку обнаружил в императорской библиотеке Су Ши из Мэйшаня».

Наполнив чашку чаем, Мяоюй подала ее Баочай.

На второй чашке, похожей на буддийскую натру, только немного поменьше, было написано стилем «чжуань»[6]: «Чаша взаимопонимания». Мяоюй налила в нее чай для Дайюй, а ковшик из зеленой яшмы, из которого обычно пила сама, поднесла Баоюю.

– Говорят, мирские законы равны для всех, – с улыбкой произнес Баоюй. – Почему тогда им дали старинные чашки, а мне – грубую посудину?

– Ты называешь это грубой посудиной? – удивилась Мяоюй. – А я вот уверена, что в вашем доме такой не найдется!

– Пословица гласит: «Попадешь в чужую страну—соблюдай ее обычаи», – снова улыбнулся Баоюй. – Раз уж я здесь, придется, пожалуй, и драгоценную посуду считать простой, будь она даже из золота, жемчуга или яшмы!

– Вот и хорошо! – обрадовалась Мяоюй.

Она сняла с полки чашу с изображением дракона, свернувшегося девятью кольцами, десятью изгибами и ста двадцатью коленцами, и с улыбкой проговорила:

– У меня осталась свободной только эта чашка. Выпьешь, если я налью?

– Конечно! – радостно вскричал Баоюй.

– Ты выпьешь, я знаю, только нечего зря изводить такой прекрасный чай! – сказала Мяоюй. – Слышал пословицу? «Знающий приличия пьет одну чашку, утоляющий жажду глупец – две, осел, не знающий меры, – три». Кто же ты, если собираешься выпить целое море?

Мяоюй налила столько, сколько вмещала обычная чашка, и подала Баоюю. Баоюй отпил глоток, ощутил тонкий, ни с чем не сравнимый аромат и вкус чая и не смог сдержать возглас восхищения.

– Скажи сестрам спасибо, – промолвила Мяоюй. – Тебя одного я не стала бы угощать этим чаем.

– Знаю, – улыбнулся Баоюй. – Выходит, вас благодарить не за что.

– Совершенно верно, – кивнула Мяоюй.

– Этот чай тоже заварен на прошлогодней дождевой воде? – спросила Дайюй.

– Ты девушка знатная, благовоспитанная, а не можешь разобрать, на какой воде заварен чай?! – с укоризной произнесла Мяоюй, покачав головой. – Это вода из снега, который я собрала с цветов сливы пять лет назад в кумирне Паньсянь, когда жила в Сюаньму. Я набрала ее в кувшин, кувшин закопала в землю и до нынешнего лета не открывала, берегла воду. Сейчас я только второй раз заварила на ней чай. А дождевая вода уже через год не будет такой чистой и свежей! Как же ее пить?