Сон в красном тереме. Т. 3. Гл. LXXXI - СХХ.

– Ничего, – промолвил Баоюй. – Пусть принесут жаровню.

– Хорошо, – ответила Сижэнь.

Девочка-служанка принесла поднос, на котором стояла чашка и лежали палочки для еды.

– Здесь все, что просила барышня Хуа Сижэнь, – сказала девочка, передавая поднос Шэюэ, – это прислала старуха из кухни.

На подносе стояла чашка супа из ласточкиных гнезд.

– Это ты заказала, сестра? – спросила Шэюэ у Сижэнь.

– Да, я, – ответила Сижэнь. – Пусть Баоюй подкрепится немного. С вечера он не ел и всю ночь не спал.

Сижэнь велела накрыть на стол, а Шэюэ уговорила Баоюя немного поесть. Вскоре явилась Цювэнь и сказала:

– Комната прибрана! Пусть только рассеется дым от жаровни, и господин может туда идти!

Поглощенный своими думами, Баоюй не ответил, лишь кивнул головой.

– Кисть и тушечница на месте, там, где вы приказали, – сказала девочка-служанка, входя в комнату.

– Ладно, – откликнулся Баоюй.

– Завтрак готов, – доложила другая служанка. – Где будете есть, второй господин?

– Покоя от вас никакого нет, – рассердился Баоюй. – Ну, несите сюда!

Вскоре принесли завтрак, и Баоюй обратился к Шэюэ и Сижэнь:

– Поешьте со мной, одному не хочется, уж очень тоскливо на душе.

– Мы недостойны сидеть с тобой за столом, – возразила Шэюэ. – Твоя просьба – просто каприз.

– Ничего особенного здесь нет, – заметила Сижэнь. – Сколько раз ели и пили вместе! Если это пойдет ему на пользу, можно и нарушить обычай!

И вот Баоюй занял место в центре стола, Сижэнь и Шэюэ по обе стороны от него.

После еды девочки-служанки подали чай для полоскания рта.

Держа в руках чашку, Баоюй сидел молча, словно о чем-то задумавшись, а потом вдруг спросил:

– В комнате все прибрано? Можно идти?

– Ведь вам уже сказали об этом, – ответила Шэюэ, – к чему снова спрашивать?

Посидев немного, Баоюй ушел в приготовленную для него комнату, воскурил благовония, расставил на столе фрукты, велел всем уйти и запер дверь.

После этого он взял листок розовой бумаги, произнес молитву и, обмакнув кисть в тушь, написал:

«Владелец двора Наслаждения пурпуром воскуривает благовония и подносит ароматный чай в надежде, что душа сестры Цинвэнь снизойдет и насладится жертвами». Дальше шли стихи:

Когда мое воображенье

Твой светлый образ вдруг займет,Ко мне приходит озаренье,Безмерность чувств и дум полет.Кто может сделать так, чтоб ветерВдруг волны вздыбил, мир потряс?Явилась ты – и незаметноЯ успокоился тотчас.Кто мог бы так тепло и тихоВести беседу, кроме нас?..Уносит быстрое теченьеРечные воды на восток, —Когда б на запад возвращеньяНавеки избежал поток?[25]

Тебя узреть храню надежду,Но нет травы чудесной тут![26]Лишь вижу, как твою одеждуОкутал мягкий изумруд…[27]Поэтому меня, как прежде,Печали всюду стерегут!

Дописав последнюю строку, Баоюй зажег в курильнице благовонную свечу и сжег листок со стихами. Когда же свеча догорела, юноша отпер дверь и вышел из комнаты.

– Что-то ты очень быстро! – произнесла Сижэнь. – Тебе и там скучно стало?

Баоюй лукаво усмехнулся:

– На душе было тревожно, и хотелось побыть одному. А сейчас печаль рассеялась, и я решил прогуляться.

С этими словами он вышел в сад и, дойдя до павильона Реки Сяосян, крикнул:

– Сестрица Дайюй дома?

– Кто это? – послышался в ответ голос Цзыцзюань. Она откинула дверную занавеску, выглянула наружу и, увидев Баоюя, с улыбкой сказала: – Это вы, второй господин? Барышня дома! Пожалуйте!

Баоюй последовал за Цзыцзюань и услышал голос Дайюй:

– Скорее проси второго господина!

Подойдя к комнате Дайюй, Баоюй увидел по обе стороны двери параллельные надписи:

В окошке, украшенном зеленью темной,Луна, проплывая, сияет.Создатели древние «книг о бамбуке»[28]Давно уж исчезли из мира.

Еще с порога юноша спросил:

– Чем занимаешься, сестрица?

– Сейчас допишу сутру, и поговорим, – ответила Дайюй, подходя к нему. – Посиди! Осталось две строчки.

Она приказала Сюэянь налить Баоюю чаю.

– Не беспокойся, пиши, – махнул рукой Баоюй, и тут взгляд его упал на висевшую на стене полосу шелка с изображением Чан Э и ее прислужницы, а рядом – девы-небожительницы, тоже с прислужницей, которая держала что-то наподобие узла. Обе как бы плыли в клубящихся облаках.

Эта картина, подражание Ли Лунмяню[29], называлась «Соперничество в стужу», и надпись к ней была сделана смешанным каллиграфическим почерком.

– Ты, наверное, недавно повесила эту картину, сестрица? – спросил Баоюй.

– Да. Вчера служанки убирали в комнате, я вспомнила о ней, велела разыскать и повесить.