Сон в начале тумана

Как-то проплывал мимо большой лыгиргэв [17]. Заметил он у берега толпу морских зверей, разобрало его любопытство и подплыл он ближе. Увидал красавицу и так пленился ее красотой, что забыл, куда и зачем плыл.

Когда усталое солнце присело отдохнуть на линию горизонта, кит вернулся к берегу, тронул головой гальку и обернулся стройным юношей. Увидела его красавица и потупилась. А юноша взял девушку и повел в тундру, в мягкие травы, на ковер из цветов. И так повелось – каждый раз, как солнце садилось на линию горизонта, кит приплывал, оборачивался человеком и жил с красавицей как с женой. Пришел срок, и она почувствовала, что скоро ей родить. Тогда человек-кит построил просторную ярангу и поселился вместе с ней и больше не плавал в море.

Появились на свет китята. Отец поселил их в небольшой лагуне. Захотят китята есть – и плывут к берегу, а мать навстречу им выходит. Росли китята быстро, и скоро им стало тесно в маленькой лагуне, и стали они проситься на вольный морской простор. Жалко было матери расставаться с ними, да что поделаешь: киты – морской народ. Уплыли дети в море, а женщина снова забеременела и родила на этот раз не китят, а детей в человеческом обличье. А дети-киты родителей не забывали, часто приплывали к берегу и играли на виду у отца с матерью.

Шло время. Росли дети, старели родители. Отец уже не выходил на охоту, сыновья еду добывали. Перед первой охотой в море отец созвал их, сказал напутное слово:

– Сильному и смелому – море кормилец. Но помните: живут там и ваши братья – киты и дальние ваши родичи – дельфины и косатки. Не бейте их, берегите…

Вскоре отец помер. А мать уже была так стара, что не могла провожать сыновей на морскую охоту. Разросся китовый народ, сыновья переженились, и у каждого было по многу детей. Все больше нужно было еды, и стали китовы потомки приморским народом – чукчами да эскимосами, на морского зверя охотниками.

Выдался однажды такой год, когда мало было зверя у берега. Забыли моржи водную тропу в селение, а нерпы ушли к далеким островам, и охотникам приходилось забираться далеко в море, одни погибали во льдах, другие – в морской пучине.

Только киты всякий раз весело и шумно играли у берега. И сказал тогда один из охотников, сын Белой Женщины:

– А почему мы не бьем китов? Смотрите – тут горы жира и мяса. Одна туша прокормит всех нас вместе с собаками всю зиму.

– Или забыл ты, что они наши братья? – отвечали ему.

– Какие же они братья, – усмехнулся охотник. – Живут они в воде, а не на земле, тело у них длинное да громадное, и не знают они ни одного человеческого слова.

– Так ведь по преданию… – вразумляли люди охотника.

– Бабкины сказки для малых ребят, – отрезал охотник и снарядил большую байдару, взяв самых сильных и ловких гребцов.

Кита добыть не стоило трудов. Сам он подплыл к байдаре, как и делал всегда, когда видел, что братья вышли в море. Но эта встреча была ему на погибель.

Загарпунили кита и долго тащили к берегу, а чтобы на берег вытащить, пришлось созвать всех жителей селения, даже женщин и малых ребят!

Тот, который кита добыл, пошел в ярангу к матери сказать ей, какое богатство он людям добыл. Но мать уже знала об этом и умирала с горя.

– Я убил кита! – воскликнул охотник, войдя в ярангу. – Целую гору мяса и жира.

– Брата своего ты убил, – ответила мать. – А если ты сегодня убил брата только за то, что он был на тебя непохож, то завтра…

И тут от нее отлетело последнее дыхание.

Токо умолк.

Молчал и Джон.

– С тех пор и пошло все, – нарушил молчание Токо, – теперь даже когда один человек убивает другого человека, никто больно-то и не удивляется.

В селении было оживленно. В каждой яранге пылал костер, и синие дымы отвесно вздымались к ясному небу. В воздухе плыли перья и пух – в чоттагинах щипали уток, кипели котлы и валил вкусный пар, возбуждая аппетит у людей и собак.

Пыльмау разожгла большой костер в чоттагине. Она тут же, прямо с нарты, взяла уток и принялась стряпать.

Джон и Токо распрягли собак, убрали нарту на подставку, нарубили копальхену и покормили собак. Войдя в чоттагин, сняли охотничью обувь. Осматривая торбаса Джона, Токо обнаружил крохотную дырку на подошве и показал Пыльмау.

– Лахтак нужен, – сказала Пыльмау. – Босыми останетесь на лето, нет кожи на подошвы.

– Завтра уйдем на припай, – ответил Токо.

Джон уединился в своей каморке. Несколько минут он лежал на постели. Закрывая глаза, он видел мелькающие бесконечные утиные стаи, и в ушах все звучал голос Токо, повествующий старинное предание.

Джон встал с кровати, достал записную книжку, раскрыл ее на чистой странице и написал:

«21 (?) мая 1911 года. Селение Энмын. Сегодня ходил на уток и пользовался орудием, которым ловил птиц еще человек каменного века. И я чувствовал себя таковым и относился к своему другу Токо соответствующим образом. Но то, что он мне рассказал, далеко от примитивизма. В этой легенде заключена такая глубокая мысль, что сомневаюсь, понимает ли сам Токо то, что рассказывал. Заповеди Евангелия – жалкий лепет перед мыслью о высокой поэзии, заключенной в этом рассказе…»