Сон в пламени

– Господи боже мой, ты знаешь, кто это был? Эвелин Хекклер! Я не узнал ее. Она меняет прически так же часто, как я туфли. – Николас стоял у стола с бокалом вина в руке, очевидно еще не собираясь садиться.

– Чего ей нужно? Похоже, она была готова тебя растерзать.

– Точно, была! Ее муж Пьер снял этот жуткий фильм, «Аншлаг». Видели? Хуже некуда! Не знаю, что в нем ужаснее, режиссура или сценарий. И в одном интервью несколько недель назад я сказал это. Мои слова напечатали в журнале, и Пьер больше со мной не разговаривает, но Эвелин я увидел с тех пор впервые… А еще я сделал большую ошибку, закрутив с ней в свое время роман. Каждый раз, когда мы ложились в постель у нее дома, я видел рисунки ее детей на стенах спальни. Знаете, как угнетает, когда занимаешься этим делом, глядя на Фреда Флинтстоуна?

Он нагнулся к Марис и, прежде чем, наконец, сесть, поцеловал ее в макушку.

Через несколько минут принесли ужин, и мы все набросились на еду. У бедных креветок не осталось ни малейшего шанса на спасение. Пока мы ели, я рассказывал длинную глупую историю про Лос-Анджелес, отчего Марис и Николас хохотали на протяжении почти всего ужина.

Я ходил в колледж в Лос-Анджелесе и был там счастлив, загорая на солнышке. Но четыре года в этом городе убедили меня, что с меня хватит, хотя это действительно подходящее место для актеров.

Все умное и не очень про эту блестящую часть Соединенных Штатов уже рассказано. Но я уверен, что разговоры об этом штате будут продолжаться, пока в один прекрасный день он не расколется и не рухнет в море. Ведь будь то красивая женщина с тайной манией к убийствам или чудеснейшее место, изобилующее интересными, творческими людьми и возможностями, они, я думаю, именно тем и притягивают к себе внимание, что никогда не оправдывают наших ожиданий – лучших или худших – и потому вечно остаются обманчивой загадкой.

Ужин закончился кофе-эспрессо, граппой и сердечными рукопожатиями с руководством ресторана. Оказавшись снова на улице у своего автомобиля, Николас обнял нас обоих.

– Мне нужно посмотреть кассету одного актера, мне предлагают взять его для нового фильма. А я знаю о нем только, что у него длинный нос. Марис, я поспрашиваю насчет квартиры для тебя завтра. Уокер, позвони мне, ладно?

Мы смотрели, как он выруливает со стоянки и медленно удаляется по узкой улочке.

Я повернулся к Марис.

– Хочешь вернуться к Уши?

– Пожалуй, да. Знаешь, это был длинный день.

– Но хороший! Два изумительных дня подряд. Часто ли такое выпадает?

Взяв меня под руку, она положила голову мне на плечо.

– Хочу посмотреть все фильмы с твоим участием. У тебя есть копии? Ты посмотришь их со мной? Завтра снова сможем вместе повалять дурака? Можно взять твой номер телефона? Ты будешь моим другом?

Она повернулась и встала передо мной, нос к носу, продолжая задавать вопросы. Я нежно приложил руку к ее губам и кивнул в знак согласия на все.

Когда я вышел из дома Уши, вечер почти угас. Улицы были пусты, если не считать случайного такси, медленно кружившего, как одинокий волк. В Вене большинство жителей ложится спать в десять часов. Редко увидишь кого-нибудь на улице за полночь, а кого увидишь, те обычно идут домой. Я стоял у дверей, подняв воротник. Я устал как собака и хотел только одного – поскорее лечь спать. Но какая-то часть во мне продолжала колобродить и требовала чего-то еще, прежде чем закончить день. Кафе поодаль еще не закрылось, и я решил, до того как пойти домой, опрокинуть стопку бренди.

Когда я направился туда, на улице впереди вдруг возникла какая-то фигура. Я не сразу различил человека на велосипеде. Велосипед был весь разукрашен блестящими вымпелами, зеркалами, сумками, наклейками, антеннами и прочим. У человека была длинная, как у Румпельштильцхена, борода, а на голове – круглая меховая шапка с «ушами», как у лесорубов с Аляски. Налегая на педали так, что велосипед вихлялся из стороны в сторону, этот человек несся ко мне, словно спасался от смерти – или от рассудка. Улица была тиха, если не считать шуршания велосипедных колес и тяжелого дыхания велосипедиста. Я так устал, что не соображал, в какую сторону отойти, чтобы пропустить его. Он все приближался, а я все стоял. И по мере его приближения я все лучше различал его черты. Его лицо было изрезано глубокими морщинами. Надо ртом с темными, торчащими во все стороны зубами (он как будто улыбался) нависал длинный, узкий сталактит носа. Я так и не двинулся, когда странный человек был уже в десяти футах от меня и продолжал быстро приближаться.

– Реднаскела! Добро пожаловать! – крикнул он, проехав в дюйме от моих ног, так близко, что я ощутил запах чеснока, пота и безумия. Проехав, этот тип не обернулся, а промчался прямо к углу, круто свернул… и пропал.

Я еще какое-то время смотрел на угол, потом на квартиру Уши, потом опять на угол. Реднаскеле было пора домой.

3