Сон ведьмы

Тихо насвистывая, он поправил свой галстук и надел пиджак, затем, лениво махнув рукой на прощание, повернулся и вышел в гостиную. С его губ сорвался радостный вздох. Его глаза расширились, выражая удивление и восторг.

В одном из объёмистых кресел, оголив ноги, поднятые на подлокотник, сидела Антония, единственная дочь Фриды Герцог. Не прикрывая ног, она посмотрела на него с нежной заботой — так женщины смотрят на своих младенцев — а затем соблазнительно улыбнулась.

Она была маленькой, симпатичной женщиной около двадцати лет, но её измождённое лицо и отчаявшийся вид очень старили её. Она отсутствовала уже долгое время. К великому смущению матери Антония уходила с мужчинами при каждом удобном случае и периодически возвращалась навестить родной дом.

Жаль, что старуха в таком скверном настроении, подумал Эфраин. Он почувствовал клубящуюся страсть Антонии, ему хотелось остаться, поговорить с ней, но зная, что Фрида Герцог может услышать их с балкона, он сморщил губы и послал Антонии воздушный поцелуй. А затем вышел в переднюю дверь.

Фрида Герцог неподвижно стояла у ограды балкона. Палящее солнце и дрожащее марево заставляли её глаза слезиться. Жара волнами вздымалась в ближайшее предгорье, превращая разноцветные лачуги в мерцающие пятна.

Совсем недавно эти холмы были зелёные. Почти за ночь переселенцы превратили их в скопище хибар. Словно грибы после сильного дождя, лачуги выросли в одно утро, и никто не осмелился снести их.

Её взгляд остановился на шумном мопеде Эфраина, который тарахтел внизу на улице. Она знала, что сначала он поедет к двум секретаршам из фармацевтической лаборатории, которые были помешаны на авторучках. Фрида Герцог была уверена, что хотя бы одна из них похвастается своей ослепительной новинкой среди коллег, и это заставит других придти к ней.

Тихо хохотнув, она повернулась и взглянула через балкон в гостиную, где сидела её дочь. У неё вырвался тяжёлый вздох, голова разочарованно качнулась из стороны в сторону. Не было способа заставить Антонию понять, что нельзя класть ноги на бежевый шёлк кресел. Как много надежд возлагала она на свою красивую дочь! Антония могла выйти замуж за какого-нибудь богатого человека. И почему девочка связала себя браком с нищим, безродным продавцом? Это было выше её понимания. К тому же он однажды ушёл от неё.

Она не могла вспомнить, обед был или полдник, когда он встал из-за стола и больше никогда не вернулся.

Сложив губы в приятную улыбку, Фрида Герцог смиренно вошла в гостиную.

— Подумать только! Эфраин стал опаздывать каждый день, — сказала она, садясь в кресло напротив Антонии, — я боюсь, что если я дам ему авторучку, которую он просит, мальчик совсем бросит работу. Это всё, чем он интересуется.

— О, ты знаешь, чего он хочет, — сказала Антония. Не глядя на мать, она продолжала рассматривать свои длинные, холёные ногти, — итак, единственное желание Эфраина — это получить ручку. Что плохого в этом?

— Он бы мог её купить! — злобно огрызнулась Фрида Герцог.

— Ну что ты, мамочка, — упрекнула Антония, — эти глупые безделушки стоят слишком дорого. Козе понятно, что он не сможет себе этого позволить.

— Не смеши меня, — фыркнула Фрида Герцог, — я прекрасно оплачиваю его труд. Если бы он не тратил зря денег на одежду, он мог бы…

Антония оборвала её на полуслове, — эти ручки просто причуда, — заявила она, — и Эфраин знает это. Вот так. Через несколько месяцев и даже недель люди перестанут покупать их.

Фрида Герцог выпрямилась в своём кресле. Её лицо покраснело от гнева.

— Не смей со мной так разговаривать, — закричала она, — эти ручки всегда будут в цене!

— Успокойся, мать. Ты сама не веришь в это, — примирительно отозвалась Антония, — ну почему ты думаешь, что продашь ручки в этом богом забытом местечке? Неужели ты не понимаешь, что в Каркасе их больше никто не покупает?

— Это неправда, — крикнула Фрида Герцог, — когда-нибудь я буду торговать по всей области, а может быть даже по всей стране. Если бы я изготовляла авторучки, я бы расширила торговлю в международном масштабе. И я сделаю это. Я создам империю.

Антония захохотала и отвернулась к зеркалу на каминной доске. Полоски преждевременной седины бороздили её темноватые волосы. В уголках рта появились морщины. Её большие голубые глаза можно было бы считать прекрасными, не будь в них такого ожесточённого выражения. Не возраст, а отчаяние и изнеможение были началом увядания лица и тела этой молодой женщины.

— Ты просто не знаешь, в чём опытен Эфраин, — сказала Антония, — никто не сравнится с ним в нахождении способов делать деньги. А ты думаешь, что разбогатеешь на ручках! Это же анекдот. Почему бы тебе не использовать его там, где ему нет равных?

Презрительная ухмылка заиграла на лице Фриды Герцог, — использовать его там, где он лучший! Ты думаешь, я не знаю, где ты была последние несколько месяцев? Возможно, я немного глуховата, но зато не глуповата, — увидев, что Антония встала, она торопливо добавила: — у тебя никогда не было никакого достоинства. Связалась с Эфраином! Тебе когда-нибудь будет стыдно за себя. Он же мулат. Он цветной!