Соната единорогов

Джой не помнила, чтобы ей приходилось видеть черного  единорога при свете дня: он был знаком ей как существо зари и заката, сумерек и теней, всегда близкое, но никогда не различимое полностью. Теперь же он, неторопливо идущий к ним в свете солнца, выглядел еще более черным, таким черным, что все, кроме его черноты, резью отзывалось в глазах Джой. Голову он держал высоко, отчего корка, запечатлевшая его глаза, бирюзой сверкала под солнцем, и музыка Шейры звучала ближе, чем когда-либо на памяти Джой, резвясь вокруг него, будто эскорт дельфинов. Нелепая мысль мелькнула в ее голове: Это он для Абуэлиты расстарался. Джой чувствовала, как в горле ее теснятся смех и слезы.

Синти миновал ее, словно и не узнав, и подойдя к Абуэлите, склонил черный рог и коснулся им подола ее платья. Абуэлита медленно, зачарованно протянула руку, чтобы притронуться к рогу там, где он выходил изо лба Лорда Синти.

– Мне это снилось, – сказала она. – Ты снился мне.

– Мы снились друг другу, – отозвался Лорд Синти. Голос его угомонил скачущие мысли Джой. – Добро пожаловать, Алисиа Ифигениа Сандовал-и-Ривера.

– Алисиа Ифигениа Жозефин, – поправила его Абуэлита.

Она сжала руку Джой, но смотреть продолжала на Синти. Черный единорог сказал:

– Иногда, один только раз за долгие годы, случается, что сон из вашего мира соприкасается со сном Шейры. Очень редко, но случается.

Далеким, изумленным краешком сознания Джой отметила, что слышит Синти по-английски, между тем как Абуэлита отвечает ему на беглом испанском.

– Редко, ты говоришь? Тебе стоило бы побывать в пансионе-интернате «Серебристые сосны». Там полным-полно старух вроде меня и всем им снятся места наподобие этого. Да и чем нам еще заниматься, ну, скажи, чем? Если мне, как только я попала туда, каждую ночь, ночь за ночью, снился ты, кто знает, что снилось тем, другим viejas?

Она погладила Синти по шее и Джой увидела, как старейший из Древнейших, изогнулся под ее ладонью, точно домашняя кошка.

– Но ведь и ты мне снилась, – сказал он, – а я не старушка из «Серебристых сосен».

Он повернул слепое лицо к Джой.

– Когда ты впервые пришла, я решил, что ты это она. Подумал, что мне приснилось не то время.

Свободной рукой Абуэлита обвила плечи Джой.

– Так моя Фина и есть я, только лучше. Новая усовершенствованная модель, – лицо ее посерьезнело, она положила ладони на глаза черного единорога. – Ты мне не снился слепым, pobrecito

. Что это?

– Это произошло с ними со всеми, – сказала ей Джой. – Сначала со старшими, потом… с малышами.

Она подумала о Турике и ей захотелось, чтобы он был с ними.

Абуэлита снова коснулась глаз черного единорога.

– Так, надо будет припомнить, что мы делали с этим в Лас-Перлас. Мы были слишком бедны, чтобы ходить к докторам, но что-то у нас было… Я вспомню.

И оглядев луг, она удовлетворенно вздохнула.

– Ну-с, – сказала она. – Кто мне тут все покажет?

Ручейная ялла некоторое время ревновала Джой к Абуэлите. У самой у нее семьи никакой не имелось – лишь полная осведомленность обо всех остальных яллах, присущая каждой из них, как бы ни были они  одиноки, – и поняв, насколько близки Абуэлита и Джой, она немедля сочла себя отвергнутой. Странно, но она понимала, что один человек может занять место другого, или думала, будто понимает. Возраст Абуэлиты был для

яллы поразительным чудом, а морщинистая смуглая кожа и белые волосы – подарком, которому она безмерно завидовала.

– Если ты можешь каждую минуту проводить время с кем-то настолько прекрасным, – резонно заявила она Джой, – зачем тебе возиться с заурядной ручейной яллой?

Русалочка не желала и близко подходить к Абуэлите, пока та однажды не уселась мирно на бережку, побалтывая в воде подагрическими ногами, и не принялась читать вслух из книжки, принесенной Джой в рюкзачке. Джой благоразумно удалилась с Туриком, а несколько часов погодя, вернувшись в одиночестве, обнаружила обеих спящими. Голова ручейной яллы

покоилась на коленях Абуэлиты, мокрые, паутинные ручки крепко сжимали книжку с картинками.

Время, проведенное с Абуэлитой в Шейре, было, – стоит ли говорить? – счастливейшим в жизни Джой. Но присутствовало в нем и нечто такое, на что она не рассчитывала: бабушка, такая воодушевленная и любознательная, словно с плеч ее свалилось лет семьдесят, стремилась побывать повсюду, все узнать и всему научиться.

– Это все равно, что за трехлетним младенцем присматривать, – сказала Джой, разговаривая с Ко. –  Стоит мне отвернуться, как она норовит поближе разглядеть джахао или выходит,  рада-радешенька,  чтобы нарвать цветов, на открытое место, на котором перитоны, того и гляди, самой ей голову оторвут. И ведь рада-радешенька, – Джой рассмеялась, пожимая плечами. – Вчера я на минуту упустила ее из виду, а потом не могла найти до самого заката. Тут уж я испугалась по-настоящему. И знаешь где она была? Попробуй, угадай.

– Гуляла кое с кем из моих кузенов, – Ко потупился. – Прости меня, дочурка.