Соната незабудки

Леонора принадлежала матери. Алисия принадлежала исключительно самой себе. После отъезда Эмили Харрис Леонора просто «приросла» к матери и закатывала истерики всякий раз, когда та скрывалась из виду. Если бы не холодная независимость Алисии, Одри ночью забирала бы к себе в кровать обеих девочек. Но Алисия могла спать где угодно, и ей ничего не было нужно, кроме ночной сорочки и матраца (правда, идеально отглаженной сорочки, потому что мельчайшая складка вызывала у девочки приступы злости и раздражения). Обычно Одри баюкала Леонору на руках до тех пор, пока ребенок не погружался в дрему, счастливо прижавшись бледным личиком к материнской груди. Сесил пытался убедить жену не брать дочь в их общую постель, но потом понял, что это ему не удастся. Казалось, Одри не может оторваться от малышки. И Сесил спал в своей гардеробной, оставив супружеское ложе матери и ребенку, и возвращался только по выходным, настояв, чтобы Леонору укладывали спать в ее кроватку, даже если она всю ночь будет отчаянно кричать.

Леонора обожала сестру с той же страстью, с которой Одри когда-то обожала Айлу. Она смотрела на нее с восторгом и восхищалась любым ее поступком. Алисия была удивительно одаренным ребенком и мгновенно усваивала все, чему ее учили. Для Алисии не существовало непреодолимых трудностей и недостижимых целей; с ее красотой и способностями она могла завоевать все что угодно, кроме себя самой. Ей понадобится целая жизнь, чтобы понять, что самый страшный дьявол, которого ей надо одолеть, живет в ее душе.

Леонора же, наоборот, была нежной и рассудительной, как мать. Однако природа лишила ее внешней привлекательности, бывшей одной из сильных сторон Одри. Леонора была обыкновенной девочкой с тоненькими каштановыми волосами и торчащими ушками, но это не имело значения, потому что, добрую и вежливую, ее любили все, кроме Алисии, которая презирала слабость. Чем больше боли она причиняла сестре, тем больше Леонора восхищалась ею, и эта слепая преданность подстегивала Алисию совершать дурные поступки. Мерседес, домработница-мексиканка, которая сама не отличалась особой красотой, качала тяжелой от огромного количества суеверий головой и утверждала, что хорошая внешность — работа дьявола.

— Красота Алисии станет бичом для многих достойных мужчин, — грустно предрекала она, — а вот Леонора найдет счастье, потому что черты лица ее никого не введут в заблуждение.

Мерседес прятала свои полные ноги под длинной юбкой, а все рецепты — под клеткой попугая Лоро, который научился идеально подражать ее голосу. Голос Лоро звучал так убедительно, что когда Оскар, шофер, появлялся на пороге кухни и упрекал Мерседес в том, что она смеет требовать от него «подать кофе

», та грозила ему пальчиком, не осознавая, что на самом деле с просьбой к Оскару обратился проказник-попугай. Всякий раз, рассерженная, она выставляла шофера за порог, а Лоро тихо смеялся в клетке так, как это делал Оскар, когда подглядывал за Мерседес, спрятавшись за дверью кладовой.

Мерседес любила детей. Ее собственные дети, отцами которых стали носильщики, садовники и шоферы со всего Херлингема, бегали по улицам, словно бездомные дворняжки. С огромной гордостью она часами развлекала близнецов, открывая им тайны кухни, но очень быстро пришла к выводу: если Леоноре нравился весь процесс приготовления — от теста до готового блюда, то Алисии все очень быстро надоедало. Единственное, что доставляло Алисии удовольствие — заливать глазурью и украшать готовые блюда. Мерседес не упускала возможности приструнить Алисию, когда та пыталась испортить кулинарные произведения сестры. В это же время Лоро громко кричал из глубины комнаты: «Mala niña! Ja! Ja! Ja! Mala niña!»[6], наблюдая своими черными глазками, как Алисия хитро выкручивалась из этих ситуаций, пуская в ход свое удивительное обаяние, обняв няньку за толстую талию и притворяясь, что любит ее. На самом деле Алисия не любила никого, кроме себя.