Читаем Сонеты 91, 152 Уильям Шекспир, — лит. перевод Свами Ранинанда полностью

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦИО


Для этого новобрачного мужчины, приближающегося сюда,

Чьё солёное воображение всё ещё не обмануло

Ваша честь хорошо защищена, вы должны простить

Ради Марианы блага: но когда он признал виновным вашего брата, —

Оказавшись преступником, совершившим двойное насилие

Над священном целомудрием и в разрыве обязательства

От этого зависит жизнь вашего брата, —

Само милосердие закона взывает

Наиболее слышное, даже на его точном языке:

«Анджело за Клаудио, смерть за смерть!»

Спешка всё ещё оплачивает спешку, а досуг отвечает за досуг;

Подобное прекращается подобным, и МЕРА всё ещё ради МЕРЫ.

Тогда, Анджело, твоя вина проявится так;

Хотя которую ты хотел бы отрицать, отвергает твоё преимущество.

Мы осуждаем тебя к самой плахе

Куда Клаудио наклонился для смерти, и словно в спешке.

Прочь вместе с ним!


МАРИАНА


О мой всемилостивый господь,

Я надеюсь, ты не будешь издеваться надо мной с мужем.


ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦИО


Это ваш муж поиздевался над вами с мужем.

Соглашаюсь на защиту от вашей чести,

Я думал, что ваш брак подходит; иначе обвиненье,

За то, чтоб он знал вас, мог упрекнуть вашу жизнь

И задушить ваше добро придя, поскольку его владенья,

Несмотря на то, что по конфискации они наши,

Мы установили и к тому же вас вдовой,

Чтоб прикупили вы получше мужа.


МАРИАНА


О, мой дорогой господин,

Другого Я не жажду, ни не наилучшего мужчину.


Уильям Шекспир «Мера за меру» акт 5, сцена 1, 2825—2854.

(Литературный перевод Свами Ранинанда 02.10.2022).


Вышеприведённый фрагмент пьесы указывает на глубокие знания автором юриспруденции, которые невозможно было получить в церковной приходской школе, что полностью опровергает принятую версию идентификации Шекспира, как сына ремесленника из Стратфорда.


Но возвратимся к семантическому анализу сонета 91. Третье четверостишие являясь составной частью риторической антитезы, на которой была построена структура сонета.


Опираясь на которую, автор противопоставил чувства привязанности и любви к юноше всем перечисленным материальным ценностям, благодаря которым существует слава и известность «некоторых». Откровенно говоря, если проанализировать хронологию елизаветинской эпохи, то вполне можно было назвать конкретные имена именитых аристократов и вельмож.


Впрочем, автор сонета обобщил, назвав этих состоятельных аристократов местоимением «some», «некоторые». Это обобщение не являлось шагом демонстративного пренебрежения этих именитых аристократов, как личностей, отнюдь нет.


Таким образом, в содержании сонета поэт обозначил определённую категорию персон с помощью местоимения в неопределённой форме, осознанно обезличивающим именитых придворных аристократов.

Что красноречиво говорит о том, что по шкале ценностей, для повествующего искренние чувства к юноше были значительно важнее материальных благ, которыми обладали и гордились, эти — «некоторые».


Шесть последних строк сонета для рассмотрения удобнее читать по три строки, итого две группы по три строки. Из чего можно сделать вывод что в сонете 91 последние двустишие утратившее своё значение, выделяя этот сонет от остальных в общей последовательности, кроме сонетов 152 и 154. Вполне очевидно, но такая характерная особенность, как отсутствие подчёркнуто выделенного заключительного двустишия, несвойственная для чисто английского сонета оказалась связующей для сонета 91 с сонетами 153 и 154.


«Thy love is better than high birth to me,

Richer than wealth, prouder than garments' cost

Of more delight than hawks or horses be» (91, 9-11).


«Твоя любовь для меня лучше высокого происхожденья,

Богаче, чем богатство, великолепней, чем ценой одежды (пусть),

Чем ястребов иль лошадей нахожусь от большего восхищенья» (91, 9-11).


Строки 9-11, согласно замыслу, входят в одно предложение и читаются при их рассмотрении вместе: «Твоя любовь для меня лучше высокого происхожденья, богаче, чем богатство, великолепней, чем ценой одежды (пусть), чем ястребов иль лошадей нахожусь от большего восхищенья». В строке 10 мной была заполнена конечная цезура строки словом частицей в скобках «пусть», которое придало выразительность и рифму строке.


Строки 9, 10 и 11 оригинала связаны литературным приёмом «ассонанс» посредством местоимения «than», «чем» в каждой строке. Впрочем, при переводе на русский в строке 9, это местоимение мной было упущено для лучшего поэтического звучания и рифмы строки.


«And having thee, of all men's pride I boast:

Wretched in this alone, that thou mayst take

All this away and me most wretched make» (91, 12-14).


«И имеющий тебя, пред всей людской гордыней — Я хвалюсь:

Несчастный только в том, что можешь ты принять

Всё это дальше, и более несчастнее сделаешь меня» (91, 12-14).


Строки 12-14, связаны по смыслу в одном предложении, поэтому читаются вместе: «И имеющий тебя, пред всей людской гордыней — Я хвалюсь: несчастный только в том, что можешь ты принять всё это дальше, и наиболее несчастнее сделаешь меня».

В строке 12, повествующий декларирует окончательный пункт антитезы: «И имеющий тебя, пред всей людской гордыней — Я хвалюсь».


Перейти на страницу:

Похожие книги

Михаил Кузмин
Михаил Кузмин

Михаил Алексеевич Кузмин (1872–1936) — поэт Серебряного века, прозаик, переводчик, композитор. До сих пор о его жизни и творчестве существует множество легенд, и самая главная из них — мнение о нем как приверженце «прекрасной ясности», проповеднике «привольной легкости бездумного житья», авторе фривольных стилизованных стихов и повестей. Но при внимательном прочтении эта легкость оборачивается глубоким трагизмом, мучительные переживания завершаются фарсом, низкий и даже «грязный» быт определяет судьбу — и понять, как это происходит, необыкновенно трудно. Как практически все русские интеллигенты, Кузмин приветствовал революцию, но в дальнейшем нежелание и неумение приспосабливаться привело его почти к полной изоляции в литературной жизни конца двадцатых и всех тридцатых годов XX века, но он не допускал даже мысли об эмиграции. О жизни, творчестве, трагической судьбе поэта рассказывают авторы, с научной скрупулезностью исследуя его творческое наследие, значительность которого бесспорна, и с большим человеческим тактом повествуя о частной жизни сложного, противоречивого человека.знак информационной продукции 16+

Джон Э. Малмстад , Николай Алексеевич Богомолов

Биографии и Мемуары / Литературоведение / Документальное