— Случайно или нет, но ты оказалась не готова. Ведьма мгновенно устроилась в новом теле, пустила корни. То, что она… прости, что ты можешь использовать её силу, — наглядная демонстрация. И именно поэтому я не могу вырвать её из твоего тела, как когда-то вырвал из её собственного. Одно дело — вытащить занозу, совсем другое — ампутировать почку. Я вполне могу сделать и то и другое, но во втором случае никто не гарантирует, что ты выживешь. Нели должна была решить, что всё получилось, что она в безопасности. Должна была выглянуть из укрытия. Сегодня утром, когда ты так ловко расправилась с заключённым четыре-ноль-шесть… Да, Семён всё рассказал. Не злись на него, прошу. Он считал, что хвалит тебя. В общем, я решил, что произошло именно это. Что ведьма освоилась и расслабилась.
«Расслабишься с вами», — пробурчала Нели.
— Но ты ошибся.
— Да? — не то спросил, не то ответил Кир. В неловкой тишине он дождался, пока моя чашка опустеет, а наспех нарепанные бутерброды закончатся. И булочку с корицей тоже безропотно отдал, хотя я и попыталась отказаться (сам шеф обошёлся пустым чаем, вот и разгадка болезненного вида). — Так что считай это очень длинным и пространным извинением. Не думаю, что кто-то баловал тебя честностью в сложившихся обстоятельствах. Я не хотел обидеть или напугать тебя. Я надеялся, что говорю с ведьмой.
Разговор явно подходил к концу. Я аккуратно сложила и вернула одеяло, направилась к выходу, втайне опасаясь, что шеф посадит меня под рабоче-домашний арест, но он молчал до тех пор, пока я, уже схватившись за ручку двери, не решилась сама задать вопрос:
— Ты сказал мне правду, да?
— Целиком и полностью, — он, не моргая, смотрел в затухающий огонь.
— Тогда почему ты так ненавидишь её? Нели. Ты не просто ловил преступницу. Тут что-то другое.
Он не ответил сразу. Осмотрел полупустой чайник, выплеснул остатки воды на алеющие угли и ждал, пока они перестанут шипеть, опершись предплечьем на каминную полку и прижавшись к нему лбом. Я никуда не уходила, хоть он и очевидно надеялся.
Кирилл долго-долго пристально смотрел на меня. Решительную, упрямую, в дурацких круглых, съехавших набок очках. Выдохнул, как перед прыжком в воду, накинул вечно валяющееся на диване пальто вкусного коричного цвета и присоединился ко мне, первым повернув ручку.
— Потому что она убила мою жену.
Мы шли вдоль дороги очень долго, игнорируя автобусные остановки, стоянки и приветливо мигающих фарами таксистов. Шли плечом к плечу, не ускоряясь и не останавливаясь, разглядывая он — старенькие кеды, я — остроносые ботиночки, подаренные Дэном и оказавшиеся слишком удобными для того, чтобы пренебрегать их наличием.
Туман затекал в ноздри, путался в ногах, как голодный пёс, клоками свисал с крыш ларьков шаурмячных. Запах корицы, едва уловимый в доме, усилился, стоило Киру выглянуть на волю. Он не поднимал головы и не видел, как рассеивается в тяжёлом сыром воздухе свет фонарей, но мелкие капли, стекающие с неровных, лохматых прядей всё равно отражали их лучи.
— У тебя что-то с запястьем? — наконец, спросил колдун, словно мы по-дружески прогуливались поздним вечером. — Ты который день его бережёшь.
— Да, — я спрятала руку в карман. — Растяжение. Кажется.
В ушах отчётливо прозвучал треск сустава: не то моего, не то того излишне общительного амбала в баре.
— Дай.
Не дожидаясь согласия, он сам задрал рукав огромной дутой куртки. Почему-то вдруг стало стыдно. За дырку на манжете пуховика, за его несуразность и смешной детский фасон, за отсутствие изящных кружевных перчаток, как у Евдокии Абрамовны, за обгрызенные ногти. Но Кирилл, кажется, этого не замечал. То ли я успела донельзя замёрзнуть без перчаток, то ли его ледяная кожа вовсе не так уж холодна. Но это прикосновение почему-то стало тёплым. Кир деловито погладил кисть, нашёл надорванную мышцу, осторожно прощупал.
— Ты что делаешь? — горло перехватило не меньше, чем когда этот же мужчина пытался меня придушить. Буквально.
— Стой здесь.
В маленьком городе есть лишь два необходимых круглосуточных заведения: аптека и пивнушка. Благо, спутник скрылся в первом. Совсем ненадолго, на пару минут, в течение которых мне почему-то и в голову не пришло ускориться, чтобы успеть на троллейбус, величаво покачивающийся чуть впереди. На запястье лёг эластичный бинт.
— Растяжение, — пояснил шеф. — И не мешало бы начать его лечить пару дней назад.
— Ты что делаешь? — повторила я. Да мне никто не поверит! Холодный, хмурый, молчаливый босс о ком-то… заботится?
Холодный и хмурый справедливо рассудил, что вопрос не о перематывании травмированной конечности.
— Провожаю тебя домой. Из-за моей вспышки ты просидела на работе допоздна, а я не могу отправить девушку ночью в одиночестве, — в этот раз он совершенно точно улыбнулся. Шаловливо, неуклюже и искренне: — Даже если она способна раскидать обидчиков одной левой. Раз уж правая не функционирует.