Читаем Соня рапортует полностью

В конце 1936 года Данциг официально еще был «вольным городом».

Практически, однако, эта «вольность» весьма отличалась от теоретической. Здесь, на крошечном пространстве, нацисты повторили все учиненное ими в Германии. «Приобщение» Данцига к господствующей идеологии в качестве прелюдии к кампании под девизом «Домой, в рейх» входило в военные планы Гитлера, и обстановка в польском коридоре была особенно опасна для Советского Союза. Это «приобщение» претворялось в жизнь с методичностью и варварской жестокостью.

Данцигский сенат возглавлял нацист Грайзер, подчиненный нацистскому гауляйтеру Форстеру. Представителям нескольких партий в данцигском фолькстаге — Немецкой национальной и партии Центра — сначала заткнули рот, а потом окончательно прижали к ногтю и упрятали за решетку. КПГ была запрещена еще в 1934 году, и сотни коммунистов томились в тюрьмах; в 1936 году запретили Социалистическую партию Германии (СПГ), и в 1937 ликвидировали партию Центра. На общественных зданиях появились флаги со свастикой, в учреждениях красовались портреты Гитлера, поляков терроризировали, евреев запугивали, преследовали, арестовывали, если они не проявляли готовности «добровольно» покинуть Данциг. Перед тем как сесть на скамейку в чудесном парке Олива или войти в магазин, я должна была убедиться, что поблизости нет надписи, запрещающей мне это. Некое кафе в Лангфуре поставило дело на особо солидную основу, вывесив объявление: «Здесь не желают видеть евреев, поляков и собак».

Польское правительство, которое, согласно конституции, тоже имело право голоса в Данциге, мало что делало для защиты польского меньшинства, в то время как польские почтовые служащие, железнодорожники, учителя и рабочие боролись в этом городе за свои права и не сдавались, несмотря на нацистские преследования.

Лига Наций, когда в нее поступили жалобы в связи с неслыханными посягательствами нацистов на данцигскую конституцию, сочла «целесообразным не вмешиваться во внутренние дела Данцига». Руки у Гитлера оказались развязанными окончательно. СС, СА, полиция и союзы бывших фронтовиков систематически готовились к предстоящей войне. Немецкие и польские коммунисты действовали в подполье, оказывая активное сопротивление. Мало кто из них остался в живых.

В 1949 году, к моменту основания ГДР, были живы лишь примерно 65 немецких коммунистов из Данцига; они обитали главным образом в наших старых городах на побережье: Ростоке, Грейфсвальде, Штральзунде и Гревесмюлене.

Само собой разумеется, у меня была связь только с нашей группой в составе приблизительно шести человек. Все они были рабочие и проживали в Данциге. Члены группы собирали разведывательные сведения и готовились к практической борьбе против нацистов. На данцигской верфи строились подлодки, и из Данцига же военные грузы отправлялись в Испанию. Промышленные предприятия работали на фашистов. Тут было важно сунуть хоть какую-нибудь палку в колеса. В то время работа только начиналась. Мне известна лишь одна успешная акция на небольшом объекте, где удалось устроить пожар.

Руководитель группы был членом Коммунистического союза молодежи. Этот человек, лет тридцати с небольшим, с тонкими чертами лица, карими глазами и каштановыми волосами, уже давно страдал туберкулезом и в описываемое время жил с женой и дочерью в садовом поселке, где семья занимала скромный домишко. Кроме него, я встречалась еще с супругами, тоже членами КСМГ. Его я запомнила, ибо он спасовал перед трудностями. Вернее, его жена испугалась все усложнявшейся обстановки в Данциге. Она настаивала, чтобы муж бросил нелегальную работу. Оказавшись не в состоянии уладить этот конфликт в собственной семье, он попросил разрешения выйти из группы. Личных встреч с другими членами организации у меня не было.

В Данциге я должна была помогать группе советами и обеспечивать ей радиосвязь. В январе Рольф отправился в Данциг, чтобы снять там жилье. Официально жилье нанималось для целой семьи, ибо из-за передатчика нам нужен был отдельный дом. Сам он, однако, собирался остаться в своей варшавской архитектурной фирме, чтобы не потерять легального положения.

В начале 1937 года я писала Юргену из Данцига:


«Мы нашли прелестный домик. Очень удобно расположен, восхитительно выстроен, с большим садом вокруг и в 15 минутах езды на автобусе от Данцига. Адрес теперь у нас такой: Данциг-Олива, ул. Гумбольдта, 7».


Странно, что у меня сохранилось упоминание именно об этом адресе, так как спустя всего неделю наше местожительство изменилось. Стоило нам приступить к опробованию аппаратуры на новом месте, как выяснилось, что сильный гул глушит и передачу и прием. Оказалось, что поблизости находится электростанция. Я должна была бы подумать об этом перед переездом. Новый дом найти оказалось очень трудно, и я въехала в жилой дом-новостройку в том же городском районе Олива.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 Великих Феноменов
100 Великих Феноменов

На свете есть немало людей, сильно отличающихся от нас. Чаще всего они обладают даром целительства, реже — предвидения, иногда — теми способностями, объяснить которые наука пока не может, хотя и не отказывается от их изучения. Особая категория людей-феноменов демонстрирует свои сверхъестественные дарования на эстрадных подмостках, цирковых аренах, а теперь и в телемостах, вызывая у публики восторг, восхищение и удивление. Рядовые зрители готовы объявить увиденное волшебством. Отзывы учёных более чем сдержанны — им всё нужно проверить в своих лабораториях.Эта книга повествует о наиболее значительных людях-феноменах, оставивших заметный след в истории сверхъестественного. Тайны их уникальных способностей и возможностей не раскрыты и по сей день.

Николай Николаевич Непомнящий

Биографии и Мемуары
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное