Сообщение

То зубы сжимал, то бежал от судьбы,как грешников – бес, собирая грибына грани горы и оврага.На вакхе венок, под сосной барвинок,и ты одинока, и я одинокв объятиях бога живаго.И ты говорила (а я повторил)о том, что непрочные створки раскрылмоллюск на незрячем коралле.Язычнику – идол, спасенному – рай.Ты помнишь, дворец по-татарски – сарай,а время бежит по спирали?

Ты все-таки помнишь, что всякая тварьпри жизни стремится в толковый словарь,обидчику грех отпуская,в просоленный воздух бессонных времен,где света не видит морской анемони хищная роза морская.По улице лев пролетает во мгле,кораблик плывет о едином весле,и так виноградная водкатепла, что приволье эфирным маслам,взлетев к небесам, обращаться в ислам,который не то чтобы соткан

из вздохов и слез, но близко к тому.Рассеивая неурочную тьму,созвездия пляшут по лужам.И вновь за углом остывает закат,и мертвой душе ни земной адвокат,ни вышний заступник не нужен.

«Се, осень ветхая все гуще и синей…»

Се, осень ветхая все гуще и синейв моем окне. Багровый лист в тетрадкепочти истлел. Есть только ноты к ней —что нефть без скважины, что искра без взрывчатки,и я, усталый раб, мурлычущий не в лад

сухую песенку, и крутится немоекино – мой путь уныл, сулит мне труд и гладгрядущего волнуемое море.А там посмотрим. Под иной звездой,щемящей, теплой, что еще бесценнейсветила нашего, захвачен чередойнеотвратимых перевоплощений,то в пса, то в камень… Карма! Да, мой путьуныл. А вот не стыдно. Зря ты, ветер,твердишь мне это вечное «забудь».Я уж и так забыл, ей-богу, все на свете.Вот ножницы, игла, вот справка, что почем,

да к той игле – сапожных черных ниток.Я повторяю вслед за скрипачом —гробостроителем – «один сплошной убыток».И смех и грех. Поздравим молодых.Запретное, не умирая, имяпроизнесем. Мой лоб, и губы, и кадыкощупывает пальцами сухимислепое время. С нею ли, не с ней(святой Марией), милые, куда вы,когда в окне все мягче и синейразбавленные холодом октавы?

«Надоело, ей-богу, расплачиваться с долгами…»

I.