Соратницы

И это говорило ей о многом. Никогда ни одно существо, спасающее ради получения вожделенной энергии детей чужой расы, не станет заботиться об их удобстве с такой дотошностью, ведь ему и так должны быть благодарны до конца жизни. Только тот, кому боль и горе обездоленных малышей действительно близки, постарается сделать все возможное, чтобы успокоить беглецов и дать им почувствовать безопасность и доброту места, куда они попали.

– Они уже близко, – вынырнула из соседней кучки мха зеленоватая голова древня и, секунду посомневавшись, добавила: – Не все поверили нам, хотят устроить тебе проверку. Не бойся, если будут слишком придираться – я их усыплю.

– Только не торопись, – забеспокоилась Бет. – Сначала я попытаюсь с ними договориться. Действуй лишь в самом крайнем случае, если я крикну: «Сон!»

– Ладно, – помолчав, неохотно буркнул древень и исчез, и кадетке осталось лишь гадать, успел он посоветоваться с цветком или принял это решение сам.

О том, как она будет договариваться с недоверчивыми пленниками, Бетрисса пока не думала, это станет ясно лишь после того, как она на них посмотрит и определит, кто мутит воду. Хотя понять их тоже можно: если вокруг только враги, то и святой станет подозрительным и недоверчивым…

Они вышли из темного зева узкого тоннеля почти бесшумно, не выдав себя ни звуком шагов, ни разговорами. И если бы Бет не знала, куда смотреть, то обязательно пропустила бы появление двух худющих фигурок, настороженно замерших на самой границе тьмы и бледного сияния мха.

Помолчала немного, давая им рассмотреть себя, и мягко, устало поинтересовалась:

– Ну и долго вы будете там стоять? У меня готова тюря, а в умывальне есть теплая вода. На отдых вам дано четыре часа, потом пойдете дальше. Я буду встречать следующих.

– А ты так уверена, что они придут? – дерзко оскалился в ответ парнишка лет двенадцати со взрослой недоверчивостью в волчьих глазах. – Может, мы сейчас заберем твою тюрю и вернемся? Что делать будешь? Силой задержишь?

– Держать не стану, – равнодушно бросила Бет, сделала паузу и с сожалением добавила: – Но, надеюсь, у вас хватит ума использовать единственный белый камень, подаренный судьбой. Всем известно, как она скупа на такие дары: за все годы, пока ваши родители сидят в выработках, это первый раз. И второго уже не будет.

Резковато, но иначе с ними нельзя. Эти мальчишки, не знавшие детства и не видевшие от чужих ничего, кроме жестокости и обмана, верят лишь своему опыту.

– Не врет она, – хмуро буркнула немолодая женщина, появившаяся из мрака позади подростков, и решительно потеснила волчонка: – Пропусти, Галь. Руки уже трясутся, и Саночка мокрая. Может, тут найдется сухая тряпица?

– Все, что смогли, приготовили, – прохладно огрызнулась кадетка, расслышав в последних словах старухи ехидство. – Умывальня в том углу, там есть мыло и немного чистой одежды, для самых нуждающихся.

– Ну так мы тут все такие, – фыркнула старуха, решительно устремляясь в сторону купальни, и недоверчивый Галь побежал за ней, обогнал и первым нырнул под густые плети.

Второй подросток, лет десяти, на минуту скрылся в тоннеле и вскоре вернулся, ведя за собой вереницу малышей, привязанных замурзанными поясками к длинной веревке.

При виде этих детей сердце Бет больно сжалось: никогда ей еще не приходилось видеть такой неприкрытой нищеты. Даже во времена Донгер-Карритской кампании, когда в Карстад хлынули беженцы с южного побережья, смуглые заплаканные дети, которых держали на руках измученные матери и бабушки, были одеты хоть и в ношеные и грязные, но целые вещи, любовно вышитые когда-то яркими узорами.

А эти малыши, молчаливо переступавшие замотанными в обмотки ножками, были обряжены в такое дырявое тряпье, которое никогда даже не было детской одеждой. В штанишках, державшихся на малыше с помощью переброшенной через плечо веревочки, явно угадывался лоскут домотканой полосатой юбки, какие носят рыбачки с западного побережья, а в криво, наспех сшитых рубашонках – остатки истертых мужских рубах.

Но про одежду забывалось сразу, стоило перевести взгляд на худенькие, полупрозрачные личики детей с большими, не по-детски печальными глазами.

– Святая Тишина… – почему-то припомнилось Бет любимое восклицание Олифании, – как же они шли-то?

– Потихоньку, – вдруг дружелюбно улыбнулась вмиг преобразившаяся старуха. – Извини, сестра, сразу не признала. Зови меня Хельгой.

– А ты меня – Бетриссой. Но я только ученица, – нехотя обронила герцогиня Лаверно полуправду и, желая облегчить труд Доре и остальным подругам, если они решатся сюда прийти, добавила для вескости: – Мы все тут такие.

Присела перед малышами, которые чутко, как дикие котята, следили за каждым ее движением, и озадаченно вздохнула:

– Как вы их отвязываете? Я помогу умыть. А вот с одеждой хуже, все вещи на взрослых, но мальчики могут выбрать вещи поменьше. Если длинно, отрежем рукава.