Сорок два свидания с русской речью

Готовы поменять «жюри» на «жури» и некоторые специалисты, составители словарей и справочников. Но я навсегда запомню один из своих последних разговоров с подлинным рыцарем русского языка Михаилом Викторовичем Пановым (1920–2001). Это был филолог-новатор, даже авангардист в науке, однако он считал, что некоторые стихийные изменения в речевой практике не стоит спешить возводить в норму. В частности, он завещал не терять старинное произношение слова «жюри». Этому завету я следую, работая с молодежью, уговаривая студентов произносить «жюри» с мягким, «французским» «ж», как это раньше было свойственно русской интеллигенции.

И вообще — почему бы не поберечь благородную традицию, не продлить ее бытование? Вспоминаю, как с университетскими коллегами возвращался из Новгорода после научной конференции. В одном купе с нами ехала молодая москвичка привлекательной наружности. Имея высшее экономическое образование, девушка работает официанткой в модном ресторане. Прислушавшись к нашим разговорам, она сразу поняла, что попутчики профессионально связаны со словесностью. И решила проконсультироваться по волнующим ее практическим вопросам:

— У нас в ресторане многие говорят: «черное кофе», а я говорю: «черный кофе». Кто прав?

— Конечно, вы. «Кофе» в порядке исключения относится к мужскому роду, а не к среднему — в отличие от большинства несклоняемых существительных, обозначающих неодушевленные предметы. И это, между прочим, поддержано разговорной речью, где есть такие формы, как «кофей», «кофий», «кофеек». Вспомним опять Мандельштама: «И в мешочке кофий жареный, прямо с холоду домой: электрическою мельницей смолот мокко золотой». (Я сознательно умолчал о том, что в новом издании «Орфографического словаря» наряду с мужским родом в качестве допустимого варианта указали и средний. Немотивированная, на мой взгляд, уступка бескультурью. Мы еще поборемся за настоящий «кофе»!)

— А как надо произносить: бульон с грЕнками — или с гренкАми?

— Тут случай сложнее. Посетителям ресторана в доме Грибоедова бульон подавали исключительно с гренкАми. А одна штучка называлась «гренОк» и была мужского рода. Только так велел говорить словарь Ушакова в 1935 году. И через полвека, в 1985 году, «Орфоэпический словарь русского языка» рекомендовал ту же норму, добавив в качестве допустимого варианта «грЕнки», в единственном числе — «грЕнка». Но потом этот «допустимый» так обнаглел, так зарвался, что в 2000 году в «Словаре ударений русского языка» оказался не только главным, но и единственным. «ГрЕнки» победили. Если следовать букве закона, приходится с ними примириться. Но, ежели вам хочется сохранить в своей речи благородную старомодность, следуйте словарю 1985 года: он академический, его пока никто не отменял.

Человеку свойственно стремление выделяться, отличаться от остальных. Кто-то этого достигает, облачаясь в дорогостоящие и экстравагантные туалеты, разъезжая в роскошных иномарках, просаживая деньги на экзотических курортах. Но все это по большому счету — мещанство. «Дешевка это, милый Амвросий», как говорил автор «Мастера и Маргариты». А вот выделяться среди окружающих безупречной и элегантной речью, завещанной нам великими художниками слова, — это по-настоящему красиво. И нисколечко не предосудительно.

Побойтесь Бога!

«Федор Павлович узнал о смерти своей супруги пьяный; говорят, побежал по улице и начал кричать, в радости воздевая руки к небу: „Ныне отпущаеши“…»

Что значат слова «Ныне отпущаеши»? И насколько уместно применил их в своей речи Федор Павлович Карамазов? В Евангелии от Луки рассказывается о праведном и благочестивом Симеоне, дожившем до трехсотлетнего возраста. Было предсказано, что он не умрет, доколе не увидит Христа. Симеон по внушению Святого Духа пришел в храм и встретил там Деву Марию с маленьким Иисусом. Взяв младенца на руки, старец благословил его и сказал: «Ныне отпускаешь раба твоего, владыко, по слову твоему, с миром…» В память об этой встрече и возник праздник Сретения, который отмечается 15 февраля.

Но каков Федор Павлович! Уж он-то не был праведником, первую жену сжил со свету, а сам умирать отнюдь не собирался. Цитируя Евангелие, он кощунствует. Причем с вызовом, с подчеркнутым цинизмом. Ну, за это он потом заплатил, как и за все остальное. Осторожнее надо обращаться со священными текстами, не стоит без веских оснований прибегать к сакральной лексике.