Сорок одна хлопушка

Отложив палочки для еды и стальную палочку, я стал есть руками. Я знал, что мясу нравятся непосредственные прикосновения моих рук. Легко взявшись за кусок мяса, я услышал, как он в этот момент счастливо застонал. Я также почувствовал, как он безостановочно дрожит в моей руке, я знал, что это дрожь совсем не от страха, а от счастья. Как бы много мяса ни было в мире, такого, кому посчастливилось быть съеденным разбирающимся в нём и любящим его Ло Сяотуном, не так уж много. Так что я тоже понимал его возбуждение. В тот короткий миг, когда я, взяв мясо, отправлял его в рот, его искрящиеся слёзы переливались через край тазика, оно смотрело на меня сверкающим взглядом, исполненным чувства. Я понимал, что если я люблю мясо, то и оно любит меня. Ведь вся любовь на свете взаимосвязана. Ах, мясо, ты тоже волнуешь меня, тоже разбиваешь моё сердце на кусочки, по правде говоря, мне жаль есть тебя, но не есть тебя я не могу.

Я отправил кусок любимого мяса в рот, а с другой точки зрения это ты, любимое мясо, само направилось туда. В этот миг мы ощутили смятение чувств, как любовники после долгой разлуки. Ах, как жаль кусать тебя, но я должен это делать; ах, как жаль глотать тебя, но я должен это делать! Потому что после тебя останется ещё много мяса, которое я должен съесть, потому что сегодня я ел мясо не так, как обычно: обыкновенно это было взаимное любование и общение, я отдавался этому всем сердцем и душой; а сегодня это отчасти представление, отчасти тревога, я не могу есть тебя с полной отдачей, я должен сосредоточить все силы… ах, мясо, прошу простить меня, я изо всех сил буду стараться есть лучше, чтобы ты и я, чтобы мы вместе продемонстрировали, насколько величественно это дело – поедание мяса! Первый кусок с сожалением проскользнул ко мне в желудок и зарезвился там, как рыбёшка. Я знаю, тебе там немного одиноко, но это одиночество временное, скоро там будет ещё один из вас. Второй кусок, как и первый, переполненный чувствами ко мне, как и я к нему, проследовал тем же путём в мой желудок, где воссоединился с первым. Потом был третий, четвёртый, пятый – все они выстроились ровными рядами, пели одну песню, одинаково лили слёзы, шагали одним путём и прибыли в одно и то же место. Процесс этот был сладостный и горестный, славный и прекрасный.