Сорок пять лет на эстраде

Возьмите такой случай: жил-был дачник, обычная жертва московского уплотнения и тесноты,Причем устроился он очень удобно, ибо от станции до дачи было каких-то три верстыИли, как теперь говорят, километра, что звучит, конечно, более приятно,Каковые он, собственно, ежедневно и откалывал пешком по шпалам туда и обратно.

Ну и ничего себе, привык. Прошел так однажды уже приблизительно половину путиИ видит случайно – хулиганами разворочены рельсы, а человек знает, что скоро должен курьерский пройти.Видит – крушение неминуемо, забыл об усталости, побежал обратно на всех парах, —Чуть разрыв сердца не сделался – прибегает на станцию, там, конечно, трам-тарарам-ах-ах,

Телеграфируют, каким-то чудом останавливают поезд, предотвращают ужасное крушение,Пассажиры плачут от радости, служащие благодарят и пишут в Энкапеэс заявление,Что вот, мол, такой-то случаи, шел человек по путям, увидел опасность, предупредил и надо как-то вознаградить исполнившего долг гражданина.В Энкапеэсе разбирают этот рапорт приблизительно месяца три с половиной.

И наконец присылают решение, равного которому не выдумали бы и олимпийские боги,Что вот, мол, узнав, что человек для предотвращения несчастья бежал по шпалам, предлагается вам, с получением сего, означенного гражданина, спасшего таким незаконным образом поезд, – немедленно оштрафовать на 50 рублей за хождение по путям железной дороги.Факт исключительный – он, может быть, и не имеет особенного постоянства,Но зато, подумайте, сколько в нем настоящего густопсового хамства!..

Подобные факты противопоставлялись росту страны, росту сознания советских людей, самой природе нашего общества.

«…Такова жизнь, дорогие братишечки. Впрочем, сегодня мне даже не хочется называть вас этим старым традиционным именем… Мне самому надоели грубость и серость жизни. Сегодня я называю вас всех – прекрасные дамы и любезные кавалеры. Я, конечно, понимаю, что это, может быть, и не особенно точно – не все дамы прекрасны и не все кавалеры любезны. Пусть так… «Тьмы низких истин нам дороже нас возвышающий обман…» Я называю вас всех: прекрасные дамы и любезные кавалеры!.. Пройдитесь сегодня по улицам. В витринах наших кооперативов опять, как ни в чем не бывало, выставлены лыжи, валенки и полушубки. Что это значит? Это значит опять, прекрасные дамы и любезные кавалеры, весна на дворе…

…Эх, прекрасные дамы и любезные кавалеры – скучно живете!.. И какой ортодоксальный дурак сказал, что нельзя петь веселые песни, нельзя иметь граммофон, нельзя слушать фокстрот, нельзя смеяться, танцевать и девушке быть красивой… Неправда, клевета… Можно, все можно!..» – говорилось в заключительной части фельетона.

А под конец, как общий вывод:

«…Репетилов в «Горе от ума» говорил: «Шумим, братцы, шумим!» – а мы не только шумим, но еще и хамим, братцы! Много хамим, ненужно хамим! Порой на «чистом гное» работаем, «бей, не жалей!», «плюйте, я угощаю!»… Эх, прекрасные дамы и любезные кавалеры! Пройдут десятки лет, и люди будут плакать, вспоминая то время, в которое мы живем, люди будут целовать камни, видевшие то, что мы видели с вами, но люди никогда не поймут, почему у нас с вами в эти сверкающие дни и великие годы существовала мерзкая фраза «Хамим, братцы, хамим!».