-Ага и Василь до Родиного письма больше двух лет не говорил совсем, и Гриньку у Бунчука немец еле отбил.
-Да ты што? От сукин выродок! А ты чаго ж глядел?
-Я его при отце и сыне Краузе предупредил, - Леший показал свой кулак-кувалду, - а он в Радневе обожрался дурной самогонки ну и ...
-И чаго ж?
-Повесили его через два дня за нападение на немецкого офицера.
-Чаго заслужил! А Слепень не объявлялся?
-Шлепень был в полицаях, но не лютовал, наоборот, старался никуда не лезть, а потом штыком заколол Яремчука-младшего, и исчез, когда только наши Сталинград им устроили.
-Яремчук, это которай сопливай, или постарше?
-Постарше - тот воевал, вот матка ждет домой, а младший... захотел отомстить всем, кто его малого лупил.
-Не, ну все же воявали? - удивился дед.
-А родственники-то были тут.
-От гнилое семя!
-А ещё скажу тебе Никодим, схороны твои пригодилися, мы тут партизанили, вон твои внуки по медали заслужили.
-Ребяты? Оба? - не поверил дед.
-Оба, оба.
Дед вытащил из своего набитого вещмешка две банки консервов:
-"Второй хронт" называются.
-Давай по нашему, без разносолов, вон, огурца хватит, - сказал Леш, - а консервы бабам вечером, хоть попробуют.
Сидели два закадычных друга и вели разговоры обо всем, ближе к вечеру пришел и третий их друг - Самуил.
А вечером налетели на мелкого деда бабы, дед только посмеивался:
-Ох, девки, чаго вы меня до войны-то не разглядели, я помоложее был. У армии правда сбавил себе пяток годков, то у тыл бы отправили - якой тыл, кагда вы под немцем были? Да и побил я их гадов немало!
-Лешай, помнишь того командира-то, ну, что раненого оставил тебе?
-Ну да!
-Сынок мой названный, ранило четвертого мая, долечится вот - приедет, у него всю родню... от и приедет до нас.
-Хорошо, мужики нам ой как нужны!! - оживились бабы.
А когда налили всем по лафитничку, дед, став серьезным, встал и проникновенно сказал:
-Ну, что сказать, рад видеть вас всех живыми, спасибо великое, за усе, што мальцов не бросили, всем, кто не дожил - светлая память!
Бабы захлюпали носами, а Стешка, тряхнув косой, собранной узлом на затылке, сказала:
-Бабоньки, мы свои слезы на Победу все выплакали!!
-То да!
Победа, хотя все ждали её со дня на день, все-таки случилась неожиданно.
В четыре утра, когда ещё только начинало бледнеть ночное небо, в Крутовскую избу постучали. Сонная Ефимовна пошла открывать, послышался какой-то быстрый говор и громкий крик Ефимовны:
-Вставайте, вставайте скорее!
-Что? - подскочила Стеша, Гринька и Василь свесили головы с печки.
А Ефимовна, плача и едва выговаривая, сказала:
-Всё! Победа! Ох сыночки мои, не дожили вы!
Гриньку смело с печки, он орал, скакал, обнимал всех, потом Стешка сказала:
-Ребятишки, пробегитесь по дяревне, пусть усе встають.
И в каждой хате, куда стучали ребята, слышалось сначала испуганное:
-Хто тама?
А потом - дикие крики.
В пять утра, когда только рассвело, вся деревня была у правления - все смешалось: обнимались, качали фронтовиков, замерев, слушали торжественный голос Левитана... и плакали, ох как плакали все - горя было неподъемно много.
Потом уже, когда появилась песня "День Победы", оставшиеся в живых слушали её и всегда говорили:
-Точно, праздник - со слезами на глазах!
Пришедшего днем к матери Пашку долго подбрасывали вверх, он вырывался, говоря, что женщины надорвутся - куда там.
Избежал этого только Леший - прогудев, что его только подъемный кран и поднимет.
Он тоже не сдержал слез, но одно грело его душу - жив, жив его сынок, значит, теперь ждать домой надо. Потерялись, правда, они с Иваном-младшим, тот выбыл по ранению, но крепко надеялись, что отыщется их Серебров.
Через десять дней после Победы прилетела первая ласточка - их всеми любимый Самуил. Смущенно улыбаясь, он стоически терпел радость сельчан, которые с такой любовью и радостью встретили его.
-Не ожидал, не ожидал!-
Только и повторял их ставший совсем стареньким, чудо-доктор...
Конечно, дед не усидел, уже утром понесся в поле, поглядел своим хозяйским взглядом на все, отругал Гриньку, назвал косоглазым и криворуким, позорящим его Никодимовскую хвамилию, но внук только улыбался.
-А вот ты и будешь вместо мяне, учиться пойду с осени!
Потом, через месяц пришел долгожданный батька - Родион, а Панас отслужил и появился в деревне аж в пятьдесят втором году.
Гриня гоголем ходил по деревне, заметно изменился, курить почти перестал, а прежде, чем матюгнуться, оглядывался, батька Крутов круто поговорил с ним. А Василь, тот просто расцвел - они же с Гриней теперь не сироты, вон, дед и батька у них теперь есть.
В сорок же седьмом, аккурат под Новый год случилось чудо-чудное, всколыхнувшее всю деревню. Можно сказать, восстал из мертвых оплаканный ещё в далеком сорок первом - Степан Абрамов, отбывший после плена ещё два с половиной года лагерей.
Как кричала его мамка, когда в худом, изможденном, старом на вид мужике узнала своего сына, как она не могла поверить, что её сынок, вот он, живой!!
У всех, кто получил похоронки и извещения о без вести пропавших, всколыхнулась такая надежда, и ждали матери и жены своих ушедших на проклятую войну, многие - до конца жизни.