Сорвать банк в Аризоне

И этого действительно не могло по крайней мере по трем причинам. Во-первых, в два тридцать ночи я либо уже спал, либо еще не спал, причем не один. Во-вторых, никакой нужды взламывать центральный банковский компьютер у меня никогда не было. А, в-третьих, я и вправду не помышлял спереть из банка полтора миллиона — ни вообще, ни тем

.

Наоборот, сегодня я проснулся расслабленным — не по звонку будильника, а солнце светило мне прямо в правый глаз. Окно — это сильно сказано. На самом деле это довольно узкая щель, высотой примерно в два фута и шириной футов пять. Она расположена почти под самым потолком, но при моем среднем росте в метр семьдесят пять я вполне могу дотянуться и приоткрыть ее — потолки невысокие. В моем собственном доме я предпочел бы нормальное окно с видом на озеро или лесок, а на ночь задергивал бы плотные шторы. Но — и дом это не мой, и город не очень знакомый, и даже страна не моя — так к чему волноваться?

Первым делом я взглянул на будильник, и убедился, что уже около восьми часов. Хотя будильник был поставлен, как всегда, на пять тридцать — я не поленился проверить, — но вовремя он не прозвонил. А

, все три раза с перерывами в семь минут, как положено, но я почему-то не расслышал. Это показалось мне странным, поскольку вообще-то сон у меня довольно чуткий.

Однако я тут же понял, что произошло. На столике рядом с будильником лежала короткая записка: «Целую. До встречи. 6.10.». Значит, Инка проснулась по будильнику и решила поехать домой, хотя могла бы и не спешить — мы знали, что Джим вернется только к субботе. И, наверное, заглушала будильник всякий раз, как он начинал звонить снова. А как выключить полностью, не догадалась, на это ее гуманитарного образования не хватило. Впрочем, главное в ней было не образование.

Главное было то, что всю сегодняшнюю ночь, со вторника на среду, эта огненно-рыжая тридцатилетняя женщина с

кожей и немалым сексуальным аппетитом провела в моей постели. И оба мы — за себя я ручаюсь, — . Я — поскольку вот уже почти полгода жил один, вдалеке от моей семьи и моей жены, а она — не знаю, почему. Может быть, ее американского мужа ей было мало. Может быть, в постели приятнее разговаривать на родном языке — если захочется еще и поговорить. А может быть, кто знает, я вдруг оказался мужчиной ее мечты.

Понятно, я не хочу преувеличивать мои мужские способности. Дело совсем не во мне — просто здесь, в Америке, женщины в загоне. Нет, они прекрасно выглядят, отлично ухожены и, казалось бы, куда до них нашим советским труженицам. Но вот с мужиками счастья у них нет. Борьба за равные права довела их до того, что нормальный мужчина просто

лишний раз на нее посмотреть, не то, что погладить. А ей ведь тоже хочется — но равноправие не велит. Остается выбор между мужем, который и так уже надоел до чертиков, и подругой-лесбиянкой. Поэтому, когда обычный советский человек, еще не понимающий все тонкости американской жизни, все-таки гладит ее по разным местам, американская женщина тает и бросается в его объятья.

Я сам лично наблюдал такую бурную любовь, произошедшую между моим приятелем Димой — между прочим, вахлак вахлаком, — и американской женщиной Сандрой. Правда, кончилось все печально. Сначала Сандра пришла к его жене Любе и, рыдая, попросила отдать Диму ей. Это было бы еще ничего, поскольку Люба, по обычаю нашей исторической советской родины, просто послала ее подальше и даже ничего не сказала Диме. Но потом появился адвокат с доверенностью от Сандры на начало бракоразводного процесса. Пришлось Диме и Любе подхватить детей и быстренько переезжать из Чикаго в , расположенные, однако, уже не в штате Иллинойс, а в штате Висконсин. А в новом штате Сандре надо было бы искать нового адвоката. Тем только и спаслись.

Все это я к тому, что советский мужчина в Америке, особенно поначалу, пока он еще не запуган всей этой болтовней о равных правах — большая ценность для женского населения. А для советской женщины замужем за американцем — тем более.