Сорвавшийся союз. Берлин и Варшава против СССР. 1934–1939

По мнению польских историков, прозевал руководитель внешнеполитического ведомства Речи Посполитой и еще один чрезвычайно важный для своей страны аспект. Юзеф Бек, «несмотря ни на что не мог себе представить, что ради тактической пользы Гитлер сочтет возможным протянуть руку Сталину», хотя фюрер буквально через неделю после встречи с польским министром иностранных дел сделал довольно прозрачный намек, что подобное вовсе не исключено. На традиционном новогоднем дипломатическом приеме, состоявшемся 12 января 1939 года, глава Рейха, который раньше «на такого рода мероприятиях демонстративно игнорировал советских представителей», вдруг «посвятил много времени сердечной беседе с послом Алексеем Мерекаловым». Поступали и иного рода сигналы о заблуждениях Юзефа Бека. В тот самый день, добавляет Петр Гурштын, «посол Речи Посполитой в Финляндии Генрик Сокольницкий направил в Варшаву депешу о своей беседе с командующим финской авиацией Ярлом Фритьофом Лундквистом, который рассказал ему о своем разговоре с одним из французских генералов. А французский генерал предложил пари ген. Л., что к осени 1939 г. состоится четвертый раздел Польши, притом Франция не пожелает и не сможет вмешаться, с целью защитить Польшу». И еще в тот же день, подчеркивает Гурштын, «американский военный атташе в Варшаве Уильям Кольберн направил в Вашингтон рапорт со своими выводами». Их было три. Первый — судьба Польши «зависит от ее союзов, и если те союзы будут низведены до нуля в течение весны или лета нынешнего года, то было бы удивительным, если бы Германия не пожелала возврата Силезии, Познани». Второй — «если Германия сосредоточится на войне с Польшей, то не будет сомнений в том, чем она завершится… ни один польский офицер не верит, что Польша сама сможет дать отпор немецкому численному и техническому превосходству». Третий вывод — определяющая ценность военного союза Польши с Германией состоит в том, что «в таком случае Германии не надо было бы воевать за доступ к российской границе». Но как только немцы «достигнут своих целей в России», они заберут у Польши и Поморье, ибо такой союз им нужен только временно. Вступив в него, «Польша отреклась бы от долговременного союза с Францией», чем усугубила бы свою судьбу. Катастрофа Речи Посполитой и американцу виделась неминуемой.

Тем не менее министр Бек, «находясь под впечатлением антикоммунистической риторики политиков Третьего рейха… не допускал даже мысли о возможной констелляции «R+N»… не реагировал на раздающиеся в то время в кругах пилсудчиков голоса, предостерегающие перед угрозой соглашения между Всероссией и Всегерманией». Он не принял предупреждений и своего заместителя Яна Шембека о том, что «Берлин ищет сближения с Москвой». Глава польского МИДа больше доверял своему послу в СССР Вацлаву Гжибовскому, который пребывал в уверенности, что Ян Шембек заблуждается. Ограниченность польских возможностей для политического маневра была очевидна даже для более удаленных наблюдателей, чем американский атташе Кольберн, аккредитованный в польской столице. Еще в конце 1938 года Уинстон Черчилль в одном из писем своей жене Клементине вполне определенно высказывался так, что следующей реальной целью Гитлера станет именно Польша, а не Румыния, как многие полагали, в том числе в Варшаве. Черчилль, который, кстати, тогда еще не был британским премьер-министром, ошибся только в дате атаки на Речь Посполитую, поскольку предполагал, что это случится в феврале или марте 1939 года, но отнюдь не в том, что в начале года произойдет «полное изменение динамики событий». Юзеф Бек обозначившихся изменений продолжал не замечать.