– Оружие то, какое необычное, – Евгений Петрович смирился с особенностями характера и подготовки своего нового напарника, поэтому более внимательно присмотрелся к странному предмету вооружения.
Единый костяной массив кинжала представлял собой большой клык. При этом на своеобразном, белом клинке были вырезаны интереснейшие сюжеты, повествующие о событиях, которые происходили тысячелетия назад. В этих сюжетах люди (обычные люди, такие как мы, с вами), целыми толпами наваливались на Древних людей, погружая в их плоть изогнутые клинки, пронзая их копьями и уничтожая дубинками. И всё это на фоне хорошо знакомых пирамид.
Рукоять – тонкая, удобная кожа на деревянной основке, перетянутая тонким жгутом. Обух ножа – большой, хорошо выделанный, кровавый рубин, мерцающий гранями при тусклом свете старой лампы.
– Клык саблезубого тигра. Страшный был хищник. Сильный от природы. Поэтому и оружие стало особенным, заговорённым.
– Хочешь сказать, что на протяжении десятков тысяч лет, клык отлично сохранился, не распавшись на части?
– Да. Если знаешь, как хранить. В светлых, дневных зонах, что мы бережём и охраняем, как Ата-Улан сумеречный переход и мамонтятины по-прежнему можно отведать.
– Брешешь! – не удержался Евгений Петрович, – хочешь сказать, что они там спокойно пасутся, когда весь мир считает их вымершими?
– Нет. Мы никого не сохраняем и никуда не вмешиваемся в физическом мире. Просто в наших землях продукты не портятся от слова совсем. Особый временной поток. Мамонтятины осталось у нас мало. Это деликатес для самых дорогих гостей.
– Насколько дорогих?
– Рокфеллеры, Ротшильды – все, чьё состояние давно перевалило за миллиард.
– А вы весьма алчны, дорогой мой шаман.
– Так время сейчас такое. Чтобы оставаться в тени, нужны миллиарды. Чтобы быть незаметным – десятки миллиардов. И шаманы Хана-Хурмаса и другие шаманы, время от времени оказывают особые, точечные услуги разным обеспеченным людям. Это XXI век, Евгений Петрович.
– И шаманы Ата-Улана тоже?
– Они мертвы, доктор. Давно. Мы их победили в войне. По крайней мере, мы так считали до недавнего времени.
– Больше оружия нет?
– А больше и не нужно. Не с людьми ведь бьёмся. Пошли?
– Пошли.
Тихий смех подростковой компании всё ещё слышался в общем тамбуре, когда Евгений и Цырен вышли из квартиры. К счастью или к худу (этого Евгений Петрович ещё не знал) дверь к соседям взламывать не пришлось – она была гостеприимно распахнута, являя перед взорами тёмный, затхлый, но, в общем-то, чистый коридор.
Небольшая, бордовая дорожка, была расстелена до небольшой арки, за которой начинался второй, более мелкий коридор, построенный по тому же принципу, что и в новой квартире Орлова. Вот только внутренний проём мерцал космической чернотой, словно за ним начиналась беспросветная ночь, а не пространство кухни, туалета и ванной комнаты.
– После вас, – Цырен нашёл в себе силы пошутить, галантно отступая в сторону и карикатурно протягивая руку в пригласительном жесте, – что, нет желания? Ну, тогда я первый.
Шаман шагнул за порог, ожидая всего чего угодно, но ночная зона не стала показывать свою агрессивность и напористость, предпочитая оставаться таинственной и безмолвной. Вслед за шаманом, в полумрак соседской квартиры шагнул и доктор.
– Тут ещё холоднее, – зябко поёжился он.
Как оказалось – квартира была двухкомнатной. Растворив двери в спальню и зал, исследователи ночной территории столкнулись с девственной пустотой помещений, за исключением плотных, бордовых штор, закрывающих окна.
– Ну, что ж… – Евгений Петрович был одновременно заинтересован и раздосадован, – никаких следов семьи. Квартира пуста.
От отчаяния возникло почти непреодолимое желание сесть на бордовую дорожку прямо в коридоре и вскрыть себе вены магическим клинком.
– Эээ, – протянул Цырен, заприметив состояние своего напарника, – не раскисай, доктор. Ночные земли – земли тоски, депрессии и страха. Они очень сильно влияют на душу человека. Знал бы я, что ты такой слабохарактерный, не стал бы брать с собой.
– Я не слабохарактерный, – несогласно помотал головой Орлов, – я в хосписе такого навидался, что слабохарактерный человек волком бы завыл.
– Так ты в месте смерти работал? Я и не знал.
– Да. Практику проходил в Москве, но и в Иркутске довелось потрудиться. Я привык к давящему ощущению депрессии и безысходности.
– Как и Ата-Улан. Поэтому ты избран им. На тебе печать смерти и мужества. Будь осторожен, доктор.
– Предупреждён – значит, вооружён, – встрепенулся Евгений Петрович, колоссальным усилием воли, взяв себя в руки, – пошли на кухню, раз уж зашли в гости. Может быть, там найдём хоть какую-то подсказку.
Но дойти до кухни не получилось. Еда исследователи приблизились к ночной черноте, как пространство исказилось, перемещая их к началу коридора. Вот только вид помещений изменился.
Цырен обернулся, вглядываясь в старый коридор, который оказался за спиной. Вдалеке, вытянутая и искажённая, ещё виднелась зелёная дверь выхода. Впереди – более тёмное пространство нового коридора. Вот только дорожка покрылась пылью, и чернота дверного проёма стала гуще.