– Да сходил я за грибами, – снисходительно ответил Ваня. – Вот у нас в деревне – я сам-то из деревни буду – встанешь с утречка, с корзинкой пройдёшься до подлеска, грибов нарвёшь… Это до армии еще было, деревня-то. Здесь-то я на заводе одно время работал… А служил я тогда на дизельной подводной лодке…
– Ага, мотористом, – перебил я. – В лесу, говорю, грибов-то набрали? Куда ездили?
Впрочем, меня гораздо больше интересовало не «куда», а «в чём». Неужели в тапках?
Ваня посмотрел на меня с сочувствием.
– Зачем – ездили? Вышел тут вокруг. Вот на сковородку нарвал. Заодно речку с утра нашёл. Мы раньше в двухкомнатной жили, там вот речки не было, колонка, правда, была. Будешь грибы-то?
От жаренных на воде грибов я с благодарностью отказался. А Ваня с Надей и с дочкой Нади от первого брака уселись запивать грибы самогоном, купленным на доплату за переезд из двушки в комнату. Самогон, кажется, был единственным товаром, платить за который Ваня считал возможным.
Через неделю грибы пошли на убыль – холодало. Зато на кухонном столе воцарилась огромная коровья нога, увенчанная грязным стоптанным копытом. Холодильника у соседей не было, но нога, несмотря на комнатную температуру, не гнила, а как-то постепенно мумифицировалась. Каждое утро соседи отрезали от неё куски и бросали их на раскалённую сковородку. Масла не добавляли, отчего бифштексы получались с кровью внутри и толстой чёрной коркой снаружи. Зная отношение Вани к покупке продуктов, спрашивать про происхождение мяса я побаивался. Ваня завёл разговор сам.
Начав, по своему обыкновению, со службы на дизельной подводной лодке, Ваня плавно съехал к отсутствию грибов, но заметил, что вообще-то жаловаться грех:
– Зато вот мясо теперь пошло. Я с утречка вышел, ружья-то нет, конечно, другое дело в деревне – сам-то я из деревни ещё до армии… С ножом вышел случай чего, хотя с таким ножом какая охота… Ну а оно и лежит, нарублено уже. Будешь мясо-то?
Я с нервным смешком подумал: хорошо бы посадить Ваню с удочкой около унитаза и заключить с кем-нибудь крупное пари, поставив на результативную рыбалку. Надо только было подождать, пока кончится мясо – не исключено, что вслед за грибами и мясом к Ване пошла бы рыба.
Потом я увидел с лоджии цирк и афишу, гласившую, что этой осенью в цирке выступают львы. А ещё разглядел фуру-холодильник, стоящую на заднем дворе и незапертые ворота, ведущие на этот двор, обычно всегда полный цирковыми и всякой опасной живностью, выгуливаемой на ненадёжных поводках. Покров, наброшенный на бездну, снова очутился на своём месте. То есть происхождение мяса прояснилось и картина мира обрела привычные очертания. Конечно, оставался вопрос, как Ваню на том дворе никто не заметил и не загрыз, но это по сравнению с рыбой, выловленной в унитазе, была такая мелочь, что и удивляться стыдно.
Прошло ещё несколько дней. У Вани благодаря никак не кончавшейся доплате за переезд (я ни разу не видел у него денег, и вскоре догадался, что доплату он получал самогоном) случилось нарушение сна.
– Надька! И дочка твоя тоже! Х… ли разлеглись, жрать давайте! – этот текст Ваня уже третьи сутки начинал выкрикивать ровно в два ночи.
– Ваня, какое жрать, ночь на дворе! – умоляющим голосом отвечала Надя.
– Не п… зди! Если ночь, почему светло? – срезывал Ваня Надю.
– Это лампочка, выключатель сломался. Ты же, кстати, сам его сломал, падла! – взбрыкивала соседка, и тут же переходила на скулёж: – Ну хочешь, я выкручу? Стемнеет…
– Я щас выкручу! Ну-ка жрать мне давайте, пока светло!
На четвёртую ночь традиционную репризу, служившую прелюдией к поеданию коровьей ноги, неожиданно прервала дочка.
– Мама, а с какого это ты сегодня спишь с папой? На этой неделе моя очередь!
– А ты, с…ка, почему вчера до коридора не дошла? Я тебе говорила не ср… ть в комнате?
И вместо дружного поедания коровьей ноги у соседей случилась визгливая женская драка.
…Утром Ваня сидел на кухне спиной к двери и вдумчиво смотрел в окно. Когда я показался в дверном проёме, он, не поворачивая головы, с элегической интонацией произнёс:
– Ну вот. А служил я тогда на дизельной подводной лодке…
«Но вообще-то люди не самые плохие. Например, у меня не воруют», – подумал я, подарил Ване старые футбольные бутсы, чтоб сподручнее ему было ходить за грибами с мясом, и переехал в Москву, сняв комнату в доме под капремонт на Китай-городе. Комнату мне сдал Федя.
У Феди были худые, жилистые ноги, плотный торс, сломанный нос и обросший крепким салом ровный живот бывшего спортсмена. Находясь дома, он, как и Ваня, носил белую майку и советские байковые тапки, но брюкам-галифе цвета хаки предпочитал длинные трусы в крупные сиреневые розы. А вот выходной дресс-код зависел от дальности вылазки. Если Федя курил во дворе, то ограничивался описанным выше домашним костюмом. Когда шёл на Солянку в магазин или выгуливал собаку возле памятника героям Плевны, надевал брюки, а тапки менял на сандалии. Ну, а собираясь ехать на метро, самоотверженно влезал в рубашку.