Соседки

Мужчина вел себя весьма вольготно, а именно, включив воду на полную мощность, что по мнению Евдокии Михайловны считалось чуть ли не преступлением, напевал что-то себе под нос, намыливая губку гелем, с едким ароматом клубники.

– Срамота – поджала губы Евдокия Михайловна.

По голому торсу мужчины потоком стекали струи воды. Он стоял спиной и не мог знать, что за ним наблюдают.

– Срамота! – повысила голос Евдокия Михайловна. – Слышишь, чего воду включил? Чай не дома! Устроил тут, день банных процедур!

Мужчина вздрогнул и обернулся. Евдокия Михайловна не смутилась, лишь немного поморщилась, и с достоинством произнесла:

– Ох и мужики нынче пошли. Срамоту то свою прикрой, и воду выключи. Тьфу – с этими словами она вышла и громко хлопнув дверью ванной комнаты, зазвонила в небольшой корабельный колокол, привязанный здесь же, возле санузлов.

Динь-дон, динь-дон – понеслось по длинному коридору, однако жильцы не спешили покидать своих комнат. Динь-дон, динь-дон – Евдокия Михайловна была женщиной настойчивой. Динь-дон, динь-дон.

Наконец, крайняя дверь справка, в самом конце коридора распахнулась, и выглянул Илья Леонидович Клюев, которому в этом году стукнуло не много, ни мало, а шестьдесят два года. Несмотря на то, что Илья Леонидович разменял седьмой десяток, он считал себя ещё вполне молодым и бодрым мужчиной. Собственно, как и остальные жильцы коммуналки. Ведь Илья Леонидович, как к нему все обращались, не позволяя себе фамильярного «Дядя Илья», выглядел не старше пятидесяти. Он ежедневно ходил трусцой в парке неподалеку, имел абонемент на двенадцать посещений в месяц в бассейн за углом, летом любил съездить на рыбалку с друзьями, и на шашлык в лес, и даже не отказывал себе в удовольствии прокатиться на велосипеде по лесной тропинке пару десятков километров в ясный, солнечный день.

Стариком его считала лишь Евдокия Михайловна. В прошлом любимая, но ныне бывшая жена Ильи Леонидовича, которая решилась уйти от своего супруга, после тридцати шести лет брака. А всё из-за чего? Из-за ерунды, как считал Илья Леонидович.

«Ну подумаешь, потанцевал я с какой-то дамочкой на твоем дне рождении, право слово, Дуся! Между нами ничего не было»! – уверял он тогда ещё нынешнюю дражайшую половину.

Та лишь отфыркивалась от подобных, жалких, как она считала объяснений. Ведь её лучшая подруга Тамара Иваньковская, лично, видела, как Илья Леонидович и та самая мимолетная дамочка целовались в темной подсобке ресторана, в котором отмечала свой очередной день рождения Евдокия Михайловна.

Подобного унижения, а в особенности расспросов Тамары Иваньковской о том, что:

– Как! Ты все еще живешь с этим негодяем? И готовишь ему обед? Гладишь рубашки и продолжаешь встречать с работы, как ни в чем не бывало? Дуся, но ведь надо иметь гордость и женское самолюбие! Он изменник!

Да, вот после таких разговоров, в один далеко не прекрасный день, Евдокия Михайловна и подала на развод. Доводы мужа о том, что ничего подобного, чем она апеллировала в суде при разводе на самом деле не было, результатов не принесли. Развод состоялся.

С тех пор прошло уже больше пяти лет, а Евдокия Михайловна и по сей день считала своего теперь уже бывшего мужа, развратником и изменником. Правда иногда, глядя в честные глаза Ильи Леонидовича, который продолжал уверять, что ничего такого у него с той дамочкой не было, у неё нет-нет, да и мелькала мысль: «а не соврала ли в свое время Тамара Иваньковская»? Однако, уточнить подробности того вечера Евдокии Михайловне теперь было не у кого, потому как более с Тамарой она не общалась. Поссорились они совершенно по-другому поводу, не разделив друг с другом мнение о новом магазине одежды за углом. Тем не менее вопрос с изменой Ильи Леонидовича по-прежнему оставался открытым.

– Вот ты как раз мне меньше всего здесь и нужен – пробурчала Евдокия Михайловна, завидев бывшего мужа в другом конце коридора.

– Чего раззвонилась, Дуся? Я только задремал, после первого завтрака. Ты же знаешь, у меня режим! Скоро уже в лес на пробежку выходить, погода-то какая! Осень чудная стоит! Уж небо осенью дышало. Уж реже солнышко блистало. Короче становился день, лесов таинственная сень! – продекламировал он. – Пушкин, если ты не забыла. Помнишь, как мы бывало садились с тобой по вечерам и перечитывали сборники его стихов, по очереди заучивая понравившиеся отрывки.

– Где остальные?! – проигнорировав его вопрос, воскликнула Евдокия Михайловна.

Динь-дон, динь-дон!

Тут уже послышались шаги и остальных обитателей коммуналки.

В коридоре из своих комнат показались Вероника Кликушина, а также Саша Чердынцева со своей дочерью, одиннадцатилетней Ксюшей, которая в руках держала бутерброд, состоявший из куска белого хлеба, намазанного сливочным маслом и клубничным вареньем.

– Что случилось? – Вероника потерла глаза. – Я же сегодня до ночи отчет ваяла. Обязательно было звонить в этот дурацкий колокол? Когда его уже снимут, будь он неладен!

– Снять я его вам не дам! – заявила Евдокий Михайловна. – Вначале квартиру себе купи, и делай там, что пожелаешь. А тут я хозяйка!