— Замечательно, — крикнула она ему. — Сегодня прекрасное утро.
Беннет шлепнулся на кровать.
— Хорошо. — Но вышло только неясное бормотание, заглушенное зевком.
— Что?
— Я сказал «хорошо». Я рад за тебя.
Шаги внизу прошлепали в кухню.
— Я буду дома к восьми. Лизин автобус в семь.
— О’кей.
Шаги ненадолго замерли, а потом затопали по лестнице наверх.
— Не могу уйти, не поцеловав тебя на прощание, — сказала Шелли, вбегая в спальню. В открытую дверь понеслись снизу звуки радио.
Она склонилась над ним и смачно поцеловала его в лоб. Он знал, что на нем остался отпечаток ее помады, видел это по озорному блеску ее глаз, когда она, откинувшись назад, с удовлетворенной улыбкой созерцала свою работу.
Она нежно взъерошила ему волосы.
— Чем будешь заниматься сегодня?
Беннет пожал плечами, зевнул и отвернулся. Во рту еще чувствовался застоялый вкус ночи.
— Да так, всем понемногу.
— Слова! — перебила Шелли и ткнула его пальцем в живот. — Сначала напиши слова, а уж потом просматривай мейлы. — Она улыбнулась и потерла ладошкой его живот — еще один знак нежности. — Не заскучаешь? — Вопрос сопровождался одновременным подъемом интонации и бровей.
— Конечно, нет, — сказал Беннет. — Со мной все будет в порядке. Переделаю массу дел.
— Обещаешь?
— Обещаю. — Он вскинул сжатую в кулак руку и прижал два пальца к виску. — Честное скаутское, мэм. Я напишу слова, обещаю.
Она встала, прихватив с тумбочки у кровати свои часы. Застегивая их на запястье, она сказала:
— Ну, ладно, хорошего тебе дня. В холодильнике есть сандвич.
— Здорово.
Она остановилась в дверях спальни и взволнованно хрустнула пальцами.
— Знаешь… — сказала она, потирая ладони, — им даже пахнет.
Беннет повернулся в постели и подпер голову рукой.
— Чем пахнет?
Шелли нахмурилась:
— Рождеством, конечно. — Она заправила в юбку выбившийся свитер. — Все запахи напоминают о Рождестве: морозец… подарки, глинтвейн, теплое печенье. И небо такое ясное, а воздух свежий… — Беннету даже показалось, будто где-то вдалеке зазвонили рождественские бубенцы, и жена кивнула, точно в такт его мыслям.
— И, по-моему, скоро нас ожидает снег, — добавила она с демонической улыбкой: она знала, что Беннет ненавидит снег.
Беннет простонал:
— О, боже.
Она помахала ему рукой:
— Знаешь, ты уже превращаешься в Скруджа.
Он уронил голову на подушку:
— Да ну тебя, вздор!
Шелли улыбнулась:
— Ну, ладно, я пошла. Увидимся вечером.
— Ага, до вечера, — сказал он медленно закрывающейся двери.
Как ему показалось, одновременно хлопнула входная дверь, и взревел мотор «Бьюика», пробуждаясь к жизни. Трижды мягко бибикнул клаксон — это Шелли отъезжала от дома.
В доме вдруг стало тихо, лишь шум мотора какое-то время еще доносился с улицы. Затем по просторам тишины, как лодка, дрейфующая по озеру, поплыли звуки радио, придавая дому ощущение жизни, хотя и приглушенной.
Беннет расслышал веселенькую музыкальную отбивку, а затем диктор стал рассказывать о выкрутасах погоды тем жителям Форест Плейнз, кого это интересовало в такой ранний час. С запада надвигался циклон, жара шла с востока… все стихии были налицо: ветры, торнадо, кружение холодных атмосферных фронтов, убийственные прорывы теплых, возможно, даже парочка землетрясений.
— А может быть, и снег! — сказал он в подушку.
Но было в воздухе и еще кое-то. Даже он чувствовал это. Чуял запах. Неужели и впрямь Рождество? И есть ли у Рождества запах… свой собственный запах, а не тот, с которым ассоциируют его люди?
Беннет сел в постели и посмотрел на часы. Еще не было семи, через две минуты будильник зазвонит, запляшет, переваливаясь с боку на бок, как в мультике, требуя внимания, словно домашнее животное, жаждая прикосновения человеческой руки, которое скажет ему, что его дело сделано и можно спокойно жить до следующей ночи. Он наклонился вперед и нажал на кнопку.
Будильник как будто даже присел на своих узорчатых лапках, и Беннет представил себе, как тот надулся на него из-за того, что он украл у него привычную обязанность.
Он зевнул, поскреб, где у него чесалось, и отбросил простыню.
Было прохладно. Прохладно, но не холодно.
Беннет спустил с кровати ноги и поставил на пол ступни. Это было частью обычной процедуры вставания, вроде воздушной прокладки между сном и бодрствованием. Первый ритуал наступающего дня.
Он шумно, по-медвежьи, потянул носом, вбирая все запахи подряд.
В этом глубоком вдохе с ароматами свежего кофе и поджаренного хлеба, оставленными Шелли в кухне и постепенно проникающими теперь во все уголки дома, соседствовали запахи спальни и его одежды, древесных волокон и полировки для мебели, масляная вонь машин, которые строчили мозаичный лен занавесок и штамповали изгибы и завитушки на абажурах прикроватных ламп; старые запахи, новые запахи. Неизвестные запахи. Запахи близкие и далекие… запахи других людей, других мест, иных времен.