Сошествие во Ад

Он бежал по улице. Улица смыкалась за ним. В спешке он не замечал ее сходства с теми улицами, на которых прошла его жизнь. Вдали он увидел мужчину и женщину, и теперь мчался за ними все быстрее. По мере того как он спускался с Холма, стремление к одиночеству покидало его. Теперь одиночество воспринималось как запах бесплодного камня; призрак больше не хотел его. Вокруг царила тишина. Он не слышал шагов тех, впереди, но быстро нагонял их, стремительно проносясь для этого сквозь свою прежнюю жизнь. Когда между ними оставалось не более ста ярдов, женщина оглянулась через плечо. Призрак ощутил давно забытую усталость. Ноги отяжелели. Он ясно видел лицо женщины и понял, что это его жена. Ее губы шевелились, произнося слова, но по-прежнему не было слышно ни звука. Впрочем, он и так знал все, что она скажет. Она всегда говорила одно и то же. Мужчина, державший ее за руку, вдруг остановился и, как будто отталкиваемый этим каскадом слов, отступил на пару шагов. Затем он медленно, словно с трудом, начал поворачиваться. Призрак видел это движение. Ему вдруг стало ужасно важно ускользнуть, прежде чем они его поймают и потащат за собой, и заставят опять слушать этот ненавистный, отвратительный голос, сделают навсегда пленником этих рук, жертвой его прежних желаний. Он развернулся и кинулся по улице обратно.

Спустя некоторое время он осмелился оглянуться и не увидел их. Он еще немного потрусил вперед, опять оглянулся, увидел, что улица пуста, и перешел на шаг. Вправо идти было нельзя — оттуда лился нарастающий поток золотого света, словно там, невидимый отсюда, раскинулся океан. Он не думал об этом образе, потому что не видел моря с детства, а вспомнить об этой поре пока не получалось, ему еще предстояло добраться до нее. Но инстинкт не дремал, он предупредил его, и в ту сторону он не пошел. Там, в запутанном лабиринте улиц и времен ребенок из трущоб играл на берегу во время своей единственной поездки к морю и плакал, потому что мальчик постарше обижал его. Море или солнце — во всяком случае, он воспринимал это как солнце — было источником того света, которого он хотел избежать. Некоторое время он колебался, но потом все же свернул в ту сторону, где под навесами зданий еще оставалась темнота.

Образ окружающего становился все сложнее, в нем проявлялось все больше деталей, будто свет и живой, играющий бликами камень захватывали все большее пространство. Улицы стали короче и постепенно заполнялись людьми. Одним из них оказался знакомый прораб. Лицо его наполовину скрывала тень. Кто-то стоял на лестнице с веревкой в руках — то ли поднимался вверх, то ли спускался вниз. Он равнодушно отвернулся от незнакомого человека, подпиравшего плечом фонарь. У того на лице застыло странное выражение: словно он собирался спрятаться за фонарем, намереваясь сыграть с окружающими в какую-то нехорошую игру. Теперь мертвецу приходилось то и дело уворачиваться от других людей, но куда бы он ни повернул, везде его настигал свет или блики на льдистой поверхности. А еще он все отчетливее ощущал запах места, откуда нет возврата.

Он опять бежал, бежал быстро и чувствовал, что теперь они гонятся за ним. Преследователи становились смелее, свешивались из окон, толкались, толпились на улицах, тащились за ним. Он где-то читал о человеке, которого затоптали насмерть, и сейчас подумал об этом, только не мог представить смерть. Он мог думать только о том, что его затопчут. Тогда он побежал еще быстрее, потому что не понимал, как сможет подняться, если вся эта толпа его догонит. Впервые в этом мире он начал уставать. Улицы проносились мимо, ноги двигались все тяжелее, и наконец он остановился совсем, оглушенный круговертью времени и вещей вокруг. Он сдался.

И тут же все вокруг него замерло. Улицы затопила тишина, шагов не слышно. Он перевел дыхание. Он стоял перед домом, из окна на него смотрела очень старая леди, которую он никогда прежде не видел. Он хотел заговорить с ней, но не смог подобрать и произнести ни слова. Вместо слов из его груди вырвался крик, больше похожий на вой, но он не был уверен, что его услышат.

Старая леди взглянула на него, и он вздрогнул, увидев живое существо из мира живых. Так же вздрогнули бы живые, узрев лики мертвых. Но мертвец не испугался. Он почему-то сразу понял, что встретил первого человека по обе стороны, которого можно не бояться. Страх разделяет людей, разве что в любви смертные не испытывают страха. Страх заставляет одних враждебно относиться ко всем остальным, других делает мучителями, третьих может сделать даже дружелюбными, — и в мире мертвых действуют те же закономерности — так вот, страх покинул его. Но вместе с ним он лишился способности говорить и действовать. Он стоял и смотрел на окно со страстной надеждой. Он был уверен, что она сейчас исчезнет, и в то же время боялся, что этого не произойдет. И тут прозвучали первые слова старой женщины:

— Дорогой мой, ты выглядишь очень усталым!