Сословные условности

– Любим, – ответила за всех Наташа. – Может, помочь чем-то?

Она конечно предложила свою помощь, но побоялась, что её и правда попросят всё-таки что-то сделать в этом вопиющем бардаке, и тогда придётся выгнать всех на улицу, выкинуть всё их барахло, вымыть и вычистить всё, а потом ещё и протереть каким-нибудь антисептиком.

– Не беспокойтесь, сейчас Андрюшенька всё устроит, – проворковала Котя.

– Кстати, вот, чуть не забыла. – Ирка достала из сумки бутылку самой дорогой водки, которая только оказалась в манерном гастрономе неподалёку от гранд-отеля «Эмеральд», а Наташа тут же подумала, что даже этой литровой бутылки, наверное, не хватит, чтобы тут всё как следует протереть.

Глаза Андрюшеньки при виде бутылки сразу засверкали, и Наташа испугалась, что и в этот раз они опять не угадали. Ведь Верюжская им ясно сказала, что нынче все пьют, и поэтому все они алкоголики, правда, она сказала, что пьют все приличные люди, Андрюшенька же на приличного человека ну никак не смахивал. Наташа для очистки совести даже попыталась представить его в костюме как у продвинутого бизнесмена Козлова, но попытка не удалась.

– Сейчас всё будет в лучшем виде! – Андрюшенька радостно схватил бутылку и сунул её в морозилку, потом сдвинул всё, что было на столе, на край, достал из холодильника шматок сала, кинул на сомнительной чистоты разделочную доску и стал нарезать его тонкими лепестками.

Наташа тяжело вздохнула, пристроила свою новую белую сумку на относительно чистый стул и принялась носить грязную посуду со стола в раковину.

– Дай повязать чего-нибудь, я хоть посуду пока помою, – попросила она Котю, справедливо решив, что если уж придётся здесь закусывать, то лучше она сама помоет для себя тарелку.

– Ох, Китаёза, ты всегда была такая трудяга, прям настоящая Золушка! – Котя чмокнула Наташу в щёку и поковырявшись в ящике кухонного стола вытащила оттуда передник. Передник к большому удивлению Наташи оказался относительно чистым. – Это мамин, – пояснила Котя. – Мама иногда приезжает мне с детьми помогать.

Наташа повязала передник и принялась за посуду.

– А сколько у вас детей? – поинтересовалась Ирка, осторожно присев на краешек того самого стула, на котором Наташа устроила свою сумку.

– Трое, – с гордостью сообщил Андрюшенька.

– Ух ты! А где они сейчас?

– В лагере, слава тебе, Господи! – Котя размашисто перекрестилась.

– В языковом? – решила уточнить Наташа.

– Почему в языковом? – удивился Андрюшенька. – В спортивном. Дети обязательно должны заниматься спортом, чтобы расти физически крепкими и здоровыми.

– Просто нам Аллочка Верюжская рассказывала, что сейчас все детей летом отправляют в языковой лагерь, – объяснила Ирка. – Вот я и подумала, может, и вы своих тоже в языковой.

– Разные Верюжские нам не указ. – Андрюшенька нахмурился. – Мы с них пример брать не будем, они испокон веков своих детей иностранным языкам обучают да музыке. И что, спрашивается, хорошего? Вон до чего страну довели.

– До чего? – осторожно поинтересовалась Ирка.

– Бардак!

– Тут не поспоришь, – согласилась Наташа. – А Аллочка-то Верюжская тут при чём? И языки с музыкой?

– Как это при чём? При всём! Думаете, без этих Верюжских дело не обошлось? Верюжские, Слонимские, Лившицы всякие нерусские…. Такую страну развалили! – Глаза Андрюшеньки недобро сверкнули. – Вот какая ваша фамилия? – Он ткнул пальцем в сторону Наташи.

– Китаева, – призналась Наташа, хотя у неё язык чесался сказать, что она Кацнельбоген.

– А моя фамилия Медведева, – поспешила сообщить Ирка.

– Вот и хорошо, это правильно! – Андрюшенька одобрительно кивнул. – Сразу видно – наши люди.

Наташа поняла, что наши люди запросто могут в его доме помыть посуду, а вот Лифшицы никогда.

– Андрюшенька, – пропела Котя ласково. – Зая моя, сходи, будь добр, в парник, собери помидор к столу.

Андрюшенька встал и послушно отправился куда-то во двор. Котя проследила за ним из окна, потом повернулась к подругам и повертела пальцем у виска.

– Вы с ним только про политику не говорите, он сразу митинговать начинает, – сообщила она почти шёпотом. – Сталинист он у меня.

Наташа уронила чашку.

– Господи, Котя, как тебя угораздило?

– Да он вроде раньше нормальный был. А потом началось: «крымнаш», встали с колен, можем повторить и вот это всё, – шептала Котя, одним глазом кося за занавеску, где по двору передвигался её зая Андрюшенька. – Я ему тут про оптимизацию медицины нашей только заикнулась, так думала пришибёт, так разбушевался. И флаг этот красный вывешивать, когда мы дома, совсем недавно взялся. Откуда только флагшток приволок?! Или это на него так вирус подействовал? Он по кровеносной системе и по мозгам людей шарашит. Мы ж в самую первую волну переболели. Я виновата, с работы принесла.

– Бедная ты бедная, трое детей. – Наташе стало так жалко Котю, что хотелось плакать.

– Котя! Он у тебя не просто сталинист, он ещё и антисемит, – прошептала Ирка, вращая глазами.

– Да какая разница. – Котя махнула рукой. – Хрен редьки не слаще.

– А ты что видела когда-нибудь, чтобы сталинист не был антисемитом? – удивилась Наташа, обращаясь к Ирке.