Сосна зимой

Тайрен был увлекающимся человеком. Когда он загорался чем-то, ему нужно было действовать сразу, немедленно, и попытка подрезать ему крылья причиняла ему прямо-таки физические страдания – чего не мог понять его отец. Когда Тайрен стал императором, он волей-неволей научился некоторой сдержанности, но стремление во что бы то ни стало добиться своего осталось неизменным. И потому я даже не пыталась отговаривать его ни от походов, ни от прочих начинаний. Иногда я пытаюсь себе представить – а что было бы, если б то, что он затеял, оказалось для меня неприемлемо?

Но судьба уберегла меня от такого испытания. Тайрен был прав – мы с ним совпали, как две половинки одной бирки. Муж мой, друг мой, ну почему ты должен был так рано уйти?!

Томик стихов Тайрена лежал на видном месте – иногда я брала его в руки, но редко перечитывала, ибо большую часть стихов знала наизусть. Теперь я открыла самый конец – на стихотворении, которым он когда-то завершил своё письмо мне, оказавшееся последним. И, хотя я понимала, что Тайрен, сочиняя его, был далёк от подведения итогов, но невольно именно так его прощальное стихотворение и воспринималось:

Конь боевой мой с седлом не расстанется, нет!

В панцирь и латы я круглые сутки одет.

Старость подходит, и смерть нас целует в уста.

Скоро ли мы возвратимся в родные места?

Звери на скалах бегут, чуть заслышавши гон,

В водах своих пребывает священный дракон,

Лисы в час смерти ложатся к норе головой.

Можем ли мы позабыть край возлюбленный свой?

Глава 9

Ручей вытекает струёй из земли,

В ручье мы душистые травы нашли.

Мужи благородства спешат ко двору –

Знамёна с драконами видны вдали.

Знамёна полощутся их на ветру,

И звоном звенит колокольчик сильней,

И тройки пришли, и четвёрки коней –

Мужи благородства спешат ко двору.

Ши цзин (II, VII, 8)

– Матушка, а можно мне ещё соевого молока?

– Сперва лапша, – строгим тоном сказала я. Ючжитар вздохнул и поболтал ложкой в пиале для супа. Лапша, сперва красиво скрученная поваром и плававшая в грибном бульоне словно белая хризантема, разошлась по сторонам, заняв всё пространство пиалы. Я покосилась на старших, но те спокойно ели, лишь изредка поглядывая на ждущие своего часа в центре стола рисовые пончики и вываренный в меду хворост.

– Ну, что случилось? – сдалась я наконец. Не то, чтобы я была матерью-тираном, считающей, будто ребёнок обязан есть всё, что дают. Но лапша у Ючжитара обычно возражений не вызывала. Что ж он сейчас-то над ней сидит, словно над водянистым бульоном старой девы?

– А батюшка мне никогда не отказывал, – пробурчал Ючжитар в тарелку. Ну вот, приехали. Да, водился за Тайреном такой грешок – закармливать любимого сына сладостями, словно Ючжитара без него голодом морили. Все мои возражения, что он попортит ребёнку зубы, отскакивали как от стенки горох. И вот теперь сыночек и спустя годы помнит, как его любящий папа конфетами угощал.

– Тогда ты был маленький, а теперь уже большой. Ты не можешь есть одно сладкое.

– Почему?

– Потому что одно только сладкое вредно. Есть надо всё – овощи, мясо, рыбу, рис. Тогда вырастишь здоровым и сильным, как отец-император.

– А он сам врагов убивал, да?

– Да, он был воином.

– А пленных?

Я едва не поперхнулась.

– Почему ты спрашиваешь?

– Мы играли в войну, – объяснил Шэйрен. – Против дяди Эльма. И когда мы победили, Ючжитар сказал, что пленных изменников надо закопать живыми в землю. Как И Муэнь воинов царства Цунь.

Плоды просвещения, мрачно подумала я. Ючжитару начали преподавать историю.

– А я сказал, что это несовместимо с путём добродетели и гуманности. И что императоры так не делают.

– Конечно, не делают! Даже за измену не карают тяжелее, чем отсечением головы. Твой отец подготовил кодекс законов, в котором это ясно сказано. И он уж точно никогда никого не закапывал живым в землю.

– А я говорил! – наставительно сказал Шэйрен.

– А раньше так делали, – буркнул Ючжитар.

– Не всё, что было раньше, надо повторять. И Муэнь был полководцем Великой империи, которая всеми порицаема за жестокость и неправедность. И те, кого он закопал в землю, не были изменниками, они пытались отстоять свой дом и свою свободу. Командующий И хотел запугать всех, чтобы никто больше не пытался противиться завоеванию, и за это его и Великого императора возненавидели во всех восьми концах света.

Ючжитар снова поболтал ложкой, хмурясь в глубокой задумчивости.

– Но ведь папа казнил изменников.

– Казнил. Но по закону.

– И пленных не убивал?