Сотерия

Его голос делал меня безумной, а прикосновения убивали и воскрешали в один миг. Я, становясь ледяным осколком замёрзшей воды, сгорала в пламени, пылавшем в его взгляде.

Что происходит со мной, когда он рядом? Я, казалось, способна лишиться рассудка, чтобы потом вновь обрести его возле любимого человека, дарящего мне новый неведомый доселе мне мир, укрывающий меня в его любви и ярком солнечном свете.

– Как добралась? – спросил у меня Герман, когда я, наконец преодолев свое замешательство, показалась внутри помещения, отделенном стенами от прочих.

– Хорошо, – ответила я, обняв его.

– Что с учебой?

– Да ничего особенного.

– Пойдешь к Филину?

– Да, точно.

Я оставила его в палате и вышла в холл.

Закрыв за собой дверь, я прислонилась к ней спиной, заложив руки за поясницей и закрыв глаза. Пульс понемногу возвращался в нормальный ритм, но по-прежнему напоминал о себе громкими тонами где-то меж рёбер.

14.15.

Я постучала в кабинет главного врача. Он пригласил меня войти.

– Николай Васильевич, здравствуйте! – обратилась я к нему, чувствуя себя более уверенно, чем несколько минут назад с Германом. – Вы не заняты?

– Найду минутку, – бросив на меня быстрый взгляд и поправив очки, ответил он.

– Сегодня в институте сказали принести справку с места практики от руководителя…

– Да, я как раз её подготовил для Вас.

Он протянул мне листок с напечатанным текстом, своей подписью и печатью.

– Спасибо, – поблагодарила я, готовясь задать следующий вопрос.

– У Вас что-то ещё? – заметил он моё замешательство.

– По правде говоря, да, – призналась я.

– Я Вас слушаю.

– Речь пойдет о Германе…

– Я догадался.

– Я считаю, что достигнута та абсолютная ремиссия, и он больше не нуждается в стационарном лечении.

– Предлагаете его выписать?

– Да, – твердо подтвердила я, даже сама удивившись своей решительности.

– Вы представляете, о чем Вы просите? – он был напряжён, но не настроен категорично, что давало мне небольшую надежду на благоприятный исход нашего диалога.

– Со всей ответственностью.

– Вы же понимаете, что я не могу разрешить Вам это?

– Понимаю, но, вопреки всякому здравому смыслу, прошу об этом.

– Яна! – вспыхнул он, но в миг успокоился. – Делайте, что хотите!

Он взял из папки, лежавшей на его столе какой-то бланк, поставил свою печать и размашистой подписью окончательно заверил этот документ, после чего протянул его мне.

– Спасибо большое! – довольно сдержанно поблагодарила я.

Я направилась к двери, уже готовая закричать от радости, но он окликнул меня и, сняв очки, положил их на стол.

– А куда Вы его выпишите? – поинтересовался он. – К матери?

Я замерла, потому что боялась открыть ему правду.

– Так куда? – снова произнес мой собеседник.

– Надо подумать и обсудить это с пациентом, – наконец подобрала я подходящие слова.

– Хорошо, – согласился он, снова возвращаясь к своей работе.

14.32.

Я вернулась в палату, взяла ручку из рюкзака, начала заполнять документ, выданный Филином.

– И куда ты меня выпишешь на самом деле? – спросил Герман, внимательно следя за тем, как я вырисовываю синей пастой его данные.

– А куда ты хочешь? К маме или ко мне? – не поднимая на него глаз, произнесла я.

– А какая разница?

Я отвлеклась от написания его даты рождения и посмотрела на него.

– Большая, – начала объяснять я. – К тебе может прийти участковая медсестра. Она должна знать, где тебя искать.

– Тогда по месту моего будущего жительства.

– Ко мне?

– Видимо, да.

Я записала в графе «адрес»: микрорайон, дом и квартиру.

В палату зашёл Ваня. Я попросила его отнести этот лист охраннику. Сегодня я заберу несчастного мальчика, выросшего среди белых холодных стен в смирительной рубашке, домой.

15.27.

– Как ты уговорила Филина? – удивлялся Ваня, пока мы ждали Германа в холле.

– Я умею надоедать людям, – с усмешкой призналась я.

– Не боишься? – спросил санитар, осознав наконец всю сложившуюся ситуацию и мой риск.

Я молча взглянула на него, пытаясь представить самые ужасные последствия моего безрассудства. В голове рисовались картины расчлененного тела, политого собственной кровью, оставленное посреди кухни, изнасилование, с применением самых устрашающих извращений, мучительные издевательства и постепенное отрезание конечностей, начиная с кончиков пальцев на руках и ногах… У меня богатая фантазия, не спорю.

– Нет, – с некоторым легкомыслием уверенно ответила я.

– Ну, как знаешь, – тяжело вздохнув, заключил мой друг.

– Не переживай, – проведя ладонью по его плечу, говорила я. – Всё будет хорошо… И у вас с Женей тоже.

Он поблагодарил меня за поддержку и зашёл в палату.

15.35.

Санитар открыл нам калитку, и мы вышли к моей машине. Герман вдохнул полной грудью свежий ветер, обещавший ему долгую и счастливую жизнь. Я, заметив это, улыбнулась.

Мы заняли места – каждый своё. Я сидела за рулём, а мой пациент по правую руку от меня.

– Как тебе свобода? – поинтересовалась я, провернув ключ в зажигании.

– Пока не распробовал.

– Давай купим тебе нормальную одежду? – предложила я, выкручивая руль в сторону дороги.

– Давай. Только заедем сначала в банк. Я не хочу тебя разорять.

– Даже не думай.

– Не спорь со мной! – обиделся он.