Читаем Сотерия полностью

Сотерия

Теперь я погружалась в мир, некогда созданный Германом. Когда я пришла сюда, всё было выжжено, ведь в наш последний визит мы уничтожили всю несуществующую реальность до основания. Однако, сейчас, спустя несколько лет моего господства здесь, вселенная наших грез снова обрела яркие краски.

Всё было в порядке. До определенного момента… До этого дня.

Я немного задремала, лежа на кровати в послеобеденное время. Сквозь это легкое забытье до меня донесся звук открывающейся двери. Я посчитала, что это зашел санитар, но нет…

Я проснулась и увидела рядом с моей постелью его… Германа.

– Что ты здесь делаешь? Как ты сюда попал? – залепетала я.

– Лучше спроси меня, почему ты здесь.

– И почему же?

Он привычно осмотрел меня с ног до головы и улыбнулся.

– Что тебе снится, девочка? – вдруг поинтересовался он.

– Мне? Я…

– Тебе снится мир, созданный мною?

Я замолчала. Он был прав. Мне снится то, что когда-то я видела, будучи его лечащим врачом. Что изменилось теперь? Мы поменялись местами. Сейчас он на свободе, а я в заточении… здесь… среди этих стен.

– Откуда ты знаешь? – выдавила наконец я.

– Видишь ли, когда я заключал негласный договор со своей вселенной, одним из условий было – наличие хранителя. Я тебе уже говорил об этом. Помнишь? Того, кто будет присматривать за ней…

Он улыбнулся, проведя рукой по своему подбородку и щекам, заросшим длинной густой щетиной.

– И что теперь? – впадая в сладкие воспоминания о близости наших тел, прошептала я.

– У тебя есть целая вселенная! Это то, что ты всегда хотела! Ты выгнала меня из моего мира, заставила… хоть я и не сопротивлялся, а даже помогал тебе в этом. Теперь я – нормальный человек, а ты– хранитель этой реальности. Ты заняла моё место. Обратного пути нет.

– Ты можешь меня спасти?

– Даже не знаю… – с каким-то намеком ответил он.

– Чего ты хочешь?

– Знаешь, за все эти долгие годы моего заточения в собственном же мире, я понял только одну вещь – всё, что есть во сне, не дает мне счастья, которое можно ощутить только в реальности, а после моего возвращения к жизни вне клиники, ты с успехом мне это доказала.

– Теперь я вынуждена это осознать?

– Хочешь вернуть полноценное счастье?

– Оно было у меня одно время.

– Иди со мной, – позвал он меня.

Я вышла за ним на крыльцо психиатрической лечебницы. За воротами стоял его мотоцикл.

– Ваня мне рассказал, что хотят с тобой сделать, если ты не перестанешь галлюцинировать.

– Что же?

– То же, что и мне, когда-то.

– Лоботомию?

– Ну, что-то в этом роде.

– Что предложишь ты?

Он подошел вплотную ко мне. Я почувствовала его дыхание на своем лице и обжигающий взгляд зелено-карих глаз.

– Я украду тебя. Сейчас, – прошептал он с каким-то животным, зверским огнем.

Я отшатнулась от него. В его голосе было что-то такое, что напугало меня. Я боялась продолжать идти с ним. Куда? Зачем? Что он хочет на самом деле? И не было ответа ни на один вопрос. Что будет, если я сейчас поеду с ним? Ничего. Мрак. Пустота. Злоба. Разврат. Боль. Страдания. Желание умереть.

– Лучше лоботомия, – отреклась от него я.

Он громко засмеялся.

– Ты думала, что я тебя люблю и дорожу тобой? Я никогда не оберегал тебя и не лил по тебе слезы! Ты полагала, что существуешь лишь ты? Ты так больна и отвратительна! Я не жил для тебя?! Ты считала, что освобождаешь меня? Ты полагала, я верю в тебя? Ты думала, что я не лгу? Я ненавижу тебя и презираю!

Боже, я так его любила! Я ждала его все эти годы, пока он был на воле, а я в этой белой тюрьме. Я перенесла множество методов терапии. Что мне только не кололи! Я вынесла издевательства медсестры Виктории, которую я однажды застукала с Валерой в подсобке… Я боролась до конца, до самого края этой сумасшедшей черной всепожирающей бездны. Сегодня только я поняла, что всё это было бессмысленно.

Он силой поцеловал меня, прокусив клыками мою нижнюю губу так, что к подбородку стекло несколько капель крови, злобно улыбнулся и уехал прочь.

Сейчас мне тридцать четыре, Герману – сорок восемь.

Завтра мне сделают лоботомию. Моя жизнь кардинально изменится.

Вечером я отнесу мои дневники Ване, чтобы он передал их Жене, с которой они женаты уже десять лет и у них двое замечательных детей.

Я села за стол, взяла ручку и записала в этот дневник последние слова:

«Мама и папа, я очень вас люблю. Теперь, когда вы придете ко мне, я вас не узнаю, потому что после удаления лобной доли, я потеряю способность распознавать лица, помнить имена и вообще разговаривать. Я буду молча сидеть в кресле-каталке и смотреть перед собой. Этой записью я заканчиваю историю.

Я очень надеюсь, что все, кто любил меня будут счастливы. Все. Кроме Германа».

***