Сотник

Мишка отошел в сторонку, послал Антона за отроками для помощи Илье и задумался. Что-то важное он явно упускал, о чем-то надо было позаботиться в первую очередь… Голова гудела, все тело ныло, в ногах была какая-то неуверенность. Ничего, впрочем, удивительного — по шлему ему настучали добротно и неоднократно, синяков-шишк-порезов-ссадин насобирал тоже достаточно, плюс бессонная ночь на пределе моральных и физических сил, плюс депрессия из-за потерь… Пока рассеялся туман, да добрались до места стоянки ладей, Мишка задремал, но этот сон не дал отдыха ни телу, ни нервам — стало только хуже.

— Да! Вспомнил! Роська, надо кого-то послать на тот берег Пины! Вдруг кто-то из пропавших ребят через речку переплыл и…

— Послали уже, Минь, прилег бы ты, все-таки, и без тебя…

— Да когда ж ты все успел-то?

— А причем тут я? — изумился Роська. — Егор с Арсением, сразу же, как приплыли, как пошли тут всех гонять… ты-то не сразу проснулся.

— Так Егор же тоже ранен был… в живот, вроде бы, хотя сказали, что неопасно. А Арсений…

— Здесь я! Чего вы тут про Арсения?

Ратник Арсений, уже без доспеха, в чистой и сухой одежде, перепрыгнул на берег с борта ладьи, махнув для равновесия зажатым в руке небольшим мешком. Остановился, критически оглядел Мишку с ног до головы, покивал и понимающим тоном обратился к Роське:

— Что, есть отказывается, спать ложиться не желает, и все о чем-то беспокоится?

— Ага.

— Понятное дело… Ну, да это не самое страшное, Чуме так гораздо больше не повезло.

— А что с Фаддеем? — встрепенулся Мишка. — Тоже ранен? Тяжело?

— Хуже, господин сотник, га-араздо хуже! — Лицо Арсения приобрело скорбно-озабоченное выражение. — Ему, понимаешь, когда он в воду с причала сверзился, ерш в портки заплыл. Ну, прям, все, что надо и не надо, колючками своими истыкал. Ума не приложу: чего теперь с ним делать? А уж как его таким пред ясны очи супруги Варвары явить, так и вовсе подумать страшно.

Мишка тупо уставился на ратника, пытаясь сообразить: о чем, собственно, тот толкует, и как на его слова надо реагировать. Арсений несколько секунд помолчал, словно дожидаясь Мишкиных комментариев, а потом снова понимающе переглянулся с Роськой.

— Да-а, был Михайла, да весь вышел… Гляди, простых вещей уже не разумеет.

— Так я ж и говорю: — подхватил Роська — отдохнуть ему надо, а сначала поесть…

— А сначала, — перебил Роську Арсений — на-ка, господин сотник, причастись.

Из мешка, который Арсений держал в руке, появились баклажка и деревянная чашка. Ратник набулькал в чашку чего-то явно хмельного и протянул ее Мишке.

— Ну-ка, давай! И без разговоров, а то насильно напою. Давай, давай, единым духом! Вот так! А то бродит тут, понимаешь, как мертвец неупокоенный — рожа синяя, глаза красные, мозги где-то по дороге обронил… На, закуси.

По сравнению с персонажем Владимира Высоцкого, который «пил из горлышка, с устатку и не емши», у Мишки было только одно преимущество — он пил из чашки, но это не помогло. Трофейный кальвадос обжег горло, перехватил дыхание, и, пока Мишка, не ощущая вкуса, зажевывал чем-то, поданным Арсением, вдарил по мозгам, как кувалдой. Мишка еще услышал, как Арсений командует: «подхватывай» и «потащили», но больше уже не запомнил ничего — будто тумблером выключили.

Пробуждение было внезапным — словно кто-то толкнул, мысли ясными — будто и не спал, а настроение настолько отвратным, что хоть на луну вой, благо была, как раз, ночь. Совершенно четко и недвусмысленно Мишка понимал: в гибели и ранениях мальчишек виноват он и только он. Захваченные погорынцами ладьи уходили от Пинска вразброд, поодиночке. В этом-то и была вся беда.

Егор, несмотря на имеющийся в его биографии пиратский этап, массовым угоном водного транспорта из-под носа у хозяев никогда не занимался. Семен Дырка, наверняка, тоже. Шутка ли — девять ладей! В масштабе Киевской Руси, если вообще не в мировом масштабе — в натуре ограбление века! У Мишки, разумеется, подобного опыта тоже не было, да и быть не могло, но знания-то имелись!

Сколько он читал, как во Вторую Мировую войну бомбардировщики спасались от истребителей только плотным строем — у отставших шансов спастись почти не было. И пираты всегда нападали на отставшее от каравана судно. Да что там говорить! Даже в дикой природе хищники всегда стараются отбить от стада одно животное и только потом с ним расправляются. Ведь знал же, все знал, но не применил свои знания на практике! Можно же было договориться, чтобы ладьи не уходили от Пинска по одной, а собрались бы, чуть ниже по течению, скажем, в две колонны. А насады огневцев могли бы прикрывать этот «ордер» сзади и с боков. И хрен бы чего погоня смогла сделать! И никаких «звездных» атак лодок на одинокую ладью!