Сотрудник гестапо

За ним без промедления бросился Виктор Пятеркин. Замыкающим распластался на мокрой земле Леонид Дубровский. Теперь всем телом ощущал он вздрагивающую землю, липкую, скользкую грязь, за которую цеплялся руками. А над головой нескончаемой чередой, стаями, все неслись и неслись завывающие снаряды. Вскоре и с немецкой стороны полетели снаряды навстречу нашим. И при каждом пушечном залпе, при каждом взрыве освещенные облака бросали на землю отраженные вспышки света.

«Так и обнаружить недолго», – подумал Дубровский, вглядываясь вперед, где быстро перебирал ногами Виктор Пятеркин. Позади уже осталось более сотни метров, когда сапер и капитан Потапов остановились.

– Дальше ничейная зона, – глухо проговорил сапер.

– Теперь топайте сами, – сказал капитан, пропуская мимо себя разведчиков. – Ежели что – отходите сюда. Мы вас огнем прикроем.

Сапер молча похлопал Дубровского по плечу и жестом показал направление. Попридержав мальчугана за ногу, Леонид обогнал его и уверенно пополз через нейтральную полосу. За ним по пятам устремился и Виктор Пятеркин. Они быстро скатились в небольшую ложбинку и по ней, стороной, стали обходить высотку, занятую немцами. Над головами, пронизывая ночную мглу, светлячками носились трассирующие пули. Перестук пулеметных очередей дробной россыпью разносился по всей округе.

– Неужели не проскочат? – в раздумье прошептал капитан.

– Вроде бы должны, – ответил ему сапер. – Ишь какой спектакль устроили. Глядишь, под шумок и пройдут.

В двадцать два тридцать прекратилась артиллерийская дуэль, смолкла пулеметная трескотня, и только запоздалые одиночные выстрелы будоражили воцарившуюся тишину. Наконец все смолкло. Но долго еще оставались лежать на мокрой земле два распластанных тела. Слух напряженно ловил каждый шорох, доносившийся с той стороны, куда уползли разведчики.

Где-то звякнул металл. То ли котелок упал, то ли бросили консервную банку. Издалека, будто из-под земли, долетел отголосок немецкой речи, и снова щемящая тишь окутала все вокруг.

До часу ночи пролежали в томительном ожидании капитан и сапер, готовые в любую минуту прикрыть отходящих товарищей. И лишь когда надежда на успех проведенной операции затеплилась в их сердцах, они, продрогшие и вымокшие до нитки, поползли назад по узкой полоске разминированного коридора.

– Завтра в ночь надо брать «языка» на вашем участке, – сказал капитан Потапов командиру полка, как только переступил порог бункера.

– Об этой задаче мне уже сообщили из штаба дивизии.

– Это предусмотрено нашим планом. Пока только «язык» может подтвердить полный успех или провал сегодняшней операции.

– Ждать будете у нас?

– Нет. Я уеду в Ворошиловград, в штаб армии. А «языка» можете допросить в своих интересах и немедля переправляйте к нам.

– Его еще взять надо…

– Неужто сомневаетесь? А я был уверен, что у вас ребята надежные.

– Тут не в моих ребятах дело. Всякое ведь случается. Не так давно приволокли одного фельдфебеля. А говорить с ним не пришлось – еще на нейтральной от страха концы отдал. Тотальный, сердечник попался…

К тому времени, когда происходил этот разговор, Леонид Дубровский и Виктор Пятеркин уже миновали наиболее опасную зону расположения передовых немецких частей и полями пробирались все дальше и дальше в тыл противника. Километрах в пяти за линией фронта они наткнулись на разрушенное полотно железной дороги и обнаружили заброшенную железнодорожную будку, в которой провели остаток ночи.

– Дядя Леня, проснитесь, уже светло! – услышал Дубровский над самым ухом.

В глаза ударил свет хмурого утра. Взгляд выхватил за окном низкие облака, скользнул по грязным обшарпанным стенам железнодорожной будки и остановился на перевернутой табуретке, валявшейся в углу.

– Дядя Леня, вокруг никого! Я уже посмотрел, – сказал Пятеркин.

– Это хорошо. Только что ты меня все дядей зовешь? Тебе уже пятнадцать, а мне всего двадцать два года. Можешь просто Леонидом звать.

– Так вы ж сами меня так учили, – обиженно проговорил Виктор.

– Верно. Учил. Но это ж если при немцах. Для них тебе только двенадцать лет. А сейчас мы одни.

– Не… Так я запутаюсь. Лучше я вас все время дядей звать буду.

– Ладно. Валяй, зови дядей.

Дубровский поднялся и, натянув сапоги, прошелся по маленькой комнатке из угла в угол.

– Ботинки твои не просохли? – спросил он строго.

– Нет, еще сыроватые.

– Чего ж ты их на ноги натянул?

– Ничего, я привычный. Не босиком же идти.

– Тогда давай почистим нашу одежду.

Леонид поднял с пола зеленую немецкую шинель и, разложив ее на плите, принялся перочинным ножиком соскребать грязь. Больше часа провозились с одеждой. Было уже около девяти, когда они покинули железнодорожную будку, приютившую их этой ночью.

Вдали, у подножия небольшого холма, раскинулся населенный пункт.

– Село Черкасское! – опознал Дубровский. – Через него дорога на Ворошиловск. Это нам по пути.

– Не Ворошиловск, а Алчевск, – хмуро поправил его Пятеркин.

– Алчевск и Ворошиловск – это одно и то же. Пора бы знать. Не маленький.