Социализм XXI века

Во второй половине ХХ века такие возможности стали все более заметны. В 1950–е годы Борис Вышеславцев проанализировал кризис индустриальной культуры[5]. В 1960–е Герберт Маркузе бросил вызов одномерности человека в индустриальной системе

[6]. В 1970–е Даниэл Белл показал, что количество занятых в индустриальном секторе снижается, но общество при этом возвращается не в доиндустриальное аграрное состояние, а движется к какому–то новому «постиндустриальному» обществу[7]

. В 1980–е Элвин Тоффлер попытался наполнить это в принципе бессодержательное слово — «постиндустриальный» — конструктивным смыслом. Как может выглядеть общество, которое качественно отличается как от аграрного, так и от индустриального?[8] Тоффлер не знал, что над этой проблемой десятилетиями работали два связанных идейных течения. Не удивительно, что его конструктивный проект очень напоминает концепции анархистов и народников, но во многих отношениях отстает от них по ясности и проработанности решения социально–политических проблем.

Итак, куда движется человечество, если ему не суждено застыть в вечном индустриальном обществе, превратиться в мегамашину или при катастрофическом развитии событий погрузиться в новое средневековье (деградация нашей страны от индустриального общества к периферийному компрадорскому и даже полуфеодальному — повод задуматься и о такой угрозе)?

В истории человечества явственно выделяются две фазы (условно говоря, «формации»), резко различающиеся по своим фундаментальным чертам: традиционное (аграрное) и индустриальное (урбанизированное) общества. Первое основано на традиции, аграрном природном цикле, отсутствии жесткой производственной и управленческой специализации, размытости права; хозяйство находится во владении самого работника, в комплектовании кадров ключевую роль играют родственные связи и религиозная принадлежность. В основе этих взаимосвязанных признаков лежит близость человека к биологической среде — традиция и встроенность в природные циклы и ниши неизбежна на этом уровне культуры и технической мощи. В то же время осторожная традиция препятствует развитию культуры, так как сдерживает творчество — слишком опасное в условиях, когда каждый неверный шаг в отношениях с природой и соседями чреват катастрофой хрупкой цивилизации.

Индустриальное урбанизированное общество устроено иначе: оно стоит на тесной связи трех китов — инновации, специализации и стандартизации вертикальных управленческих связей, комплектовании кадров по критериям эффективности в данном виде деятельности (даже если это убийство), четких стандартах писаного права и защите священного права собственности (не только частной — важно обеспечить господство собственника, кто бы он ни был). Человек из подобия животного превращается в вещь — подобие инструмента и продукта — и на производстве, и в системе управления, и в культуре. Это — цена специализации, стандартизации (не может же винтик рассуждать — всю машину заклинит) и связанного с ней стремительного инновационного прогресса, роста производительности труда, успехов в войне с болезнями, демографического взрыва, быстрого роста уровня жизни элиты (и медленного роста совокупного потребления остальной человеческой массы), взлетов творчества, ветра перемен.

Соответственно, задача и критерий постиндустриального общества — освобождение человека от роли инструмента без того, чтобы он снова не деградировал в состояние «почти» животного. Человек должен вернуть себе разносторонность деятельности, освободившись при этом от труда (задача, смело поставленная молодым Марксом)[9], понимаемого как утомительная воспроизводящая («трудная»), а не увлекательная творческая деятельность. Творение нового, невиданного прежде, составляет отличие человеческого общества от животного мира, где оно присутствует разве что в зачаточной форме. Развитая способность к творчеству определяется такой фундаментальной особенностью человека, как способность фиксировать абстрактную информацию на материальном носителе. Это позволяет создать поле духовной культуры, куда человек направляет созданные им модели потенциальной реальности, которая может осуществиться «в камне и металле», а может остаться памятником игры человеческого разума. Каждый человек может подключиться к потенциалу постоянно накапливающейся культуры, что создает принципиально неограниченные возможности для развития инноваций, для творчества. Ограничение творчества содержится только в природных ресурсах на их осуществление и в жесткости самого социума, который боится быть разрушенным играющими творцами, моделирующими новое.