Социально-психологические проблемы университетской интеллигенции во времена реформ. Взгляд преподавателя

Назначение Наркомом просвещения А.С. Бубнова (весной 1929 г. А.В. Луначарский был перемещен на должность председателя Учёного комитета при ЦИК СССР.) привело к изменению курса в образовании. При Наркомпросе был создан актив из 50-ти рабочих, которые должны были наблюдать за его работой; «на местах» устанавливается партийный и комсомольский контроль над образовательными учреждениями и преподавателями. Повсеместно проводится курс на «сближение образования и производства», идет натиск на все то, что даже отдаленно напоминает «буржуазный» принцип автономии вузов. После «шахтинского дела» происходит «затягивание гаек» применительно к старой вузовской интеллигенции. Все это провоцировало возникновения новой волны кадрового кризиса в вузах, создающего реальную угрозу для подготовки специалистов для проводимой индустриализации.

К концу первой пятилетки вслед за изменением вектора внутренней политики в стране в отечественном высшем образовании начинается новый цикл. Этот цикл, в определенном смысле, идет в «противофазе» предыдущему циклу 1929-1931 гг. Это не значит, что началась «либерализация» или «послабление», однако в новом курсе прослеживаются явные тенденции к отходу от психологии времен военного коммунизма.

Летом 1931 г. Сталин в одной из своих речей формально реабилитирует интеллигенцию, считавшуюся до этого «буржуазной». А уже осенью, без лишней огласки, отменяется «классовый» принцип набора в вузы – на первый план выдвигается уровень подготовки абитуриента и его способности

(в 1935 г. социальные критерии при поступлении в вуз будут вообще формально отменены).

Одновременно резко повышается зарплата специалистам с высшим образованием. Разрыв в оплате труда между ними и рабочими, по данным А.Л. Андреева (2008), достигает максимальной величины за все годы советской власти: в 1931 г. инженер получал, в среднем, в 2,6 раза больше, чем рабочий, а служащий – только в 1,5 раза. Проводятся первые награждения орденами специалистов, добившихся больших успехов в научной, научно-производственной и проектно-конструкторской деятельности. Тем самым, их труд признается государственной ценностью и морально приравнивается к заслугам революции.

Отметим, что нарком А.С. Бубнов, являющийся опытны партийным функционером, почувствовав «изменение линии партии», сразу же сменил свою «жесткую» позицию по отношению к системе образования. В своем докладе на ленинградском собрании партактива (9 сентября 1931 г.), он обозначил стратегическое направление для образования как «обеспечение точно очерченного круга систематизированных знаний» [Бубнов, 1959, с. 194]. Здесь же, за шелухой пропагандистских фраз наркома, как отмечает А.Л. Андреев, просматривается признание того, что «парадигма эффективности отечественного образования как системы, транслирующей культуру и знания, была заложена еще до революции» [Андреев, 2008, с. 213].

В этот период упраздняется Институт красной профессуры (ИКП), свертываются или «приводятся к общему знаменателю» с обычными вузами созданные в первые предреволюционные годы «коммунистические университеты. В этот период в СССР складываются основные типы высших учебных заведений: университеты, политехнические институты и отраслевые вузы.

Г.И. Ханин (2008) высказывает предположение, о том, что советское руководство в то время было обеспокоено состоянием высшего образования как средством формирования своей элиты. Оно впервые (ИКП лишь частично выполнил эту задачу из-за ошибочной системы комплектования) предприняло серьезную попытку создать элитное гуманитарное образование. Неоценимый вклад в это внес Институт философии, литературоведения и истории (ИФЛИ), выделенный в 1931 г. из МГУ (в 1941 г. вновь слит с ним в Ашхабаде, куда оба вуза были эвакуированы).

Приведем цитату из книги Л.М. Млечина «Железный Шурик», в которой московский ИФЛИ им. Н.Г. Чернышевского характеризуется как «лучший гуманитарный институт того времени, воспитавшим целое поколение интеллигенции. […] ИФЛИ оказался вузом молодых поэтов, безбоязненных полемистов и творчески мыслящих философов. […] Институт задумывался как кузница идеологических кадров, но там собрались лучшие преподавательские кадры, которые вышли далеко за рамки этой задачи. […] Из ИФЛИ вышел цвет московской интеллигенции» [Млечин, 2004, с. 30].