Именно потому, что масоны или члены ученых обществ считали себя узкой, прогосударственной элитой, они могли влиять на реформационную политику йозефинизма (примерно так же, как несколько лет спустя на прусские реформы). С оговорками это верно и для России. Здесь, как упоминалось, более 135 лож, насчитывавших около 3000 членов, распространились до отдаленных губернских городов – таких, как Казань или Иркутск. В сравнении с Англией, Францией или Пруссией это число, безусловно, незначительно. Но не следует недооценивать их влияния. Ложи играли важную роль в создании в России собственной филантропической культуры. «Выводя обязанность благотворительности из узко религиозного контекста, масонство объявляло его нравственной и гражданской обязанностью каждого просвещенного индивида. Гуманитарный элемент в масонской философии способствовал распространению в России идеи благотворительной деятельности как средства улучшения общего благосостояния»[56]
. Известный московский масон и просветитель Николай Иванович Новиков основал в 1782 году первое русское благотворительное общественное объединение (Дружеское ученое общество), которое финансировали частные лица и которое соединяло цели индивидуального морального совершенствования и реформирования общества. Европейский просвещенческий дискурс с его акцентом на sociabilité (общественности) и civilité (гражданственности) не только в практике ассоциаций, но и как фильтр идей определил облик российских образованных элит. Разделение на «просвещенный»/«цивилизованный» и «отсталый»/«варварский» в положительном и в отрицательном смысле стало идеологическим камнем преткновения в политической истории идей России – так же как и, наоборот, западноевропейский дискурс о восточной Европе оперировал со времен Просвещения этой меркой цивилизации[57].Другое бросающееся в глаза отличие состоит в степени влияния на общественные объединения государства. Принимая во внимание новые исследования, вряд ли можно говорить теперь о русском обществе в XVIII веке только как о «государственном установлении» («staatliche Veranstaltung» Дитриха Гайера). Но столь же ошибочным был бы и противоположный вывод, что в конце XVIII века в России происходило становление «гражданского общества» в современном понимании, – тем более что и в отношении Западной Европы об этом можно говорить лишь с осторожностью[58]
. В Центральной и Восточной Европе ассоциации подвергались большему контролю со стороны государства. Помимо этого, уже накануне Французской революции из-за подозрений в республиканстве и демократизме против них поднялась волна репрессий. В 1785 году Иосиф II выпустил эдикт о масонах, в котором ограничил число лож и поставил их под надзор государства. С началом Французской революции и после смерти Иосифа II анти-Просвещение стало видеть их в отрицательном свете. В 1794 году прекратили свою работу последние ложи в Вене. В России в 1792 году был арестован Н. И. Новиков, а масонство на некоторое время также фактически было запрещено.Впрочем, политизация обществ, начавшаяся еще накануне Французской революции, и во всей континентальной Европе привела к кризису просвещенного социального общения. Именно потому, что это последнее было связано со старым социально-политическим порядком.
В Соединенных Штатах и Англии ситуация стала отличаться, что опять-таки наглядно можно показать на примере лож. В США после политических потрясений 1770-х годов они приобрели новое, огромное влияние. «Масоны колоний считали свой орден инструментом для вхождения в публичную жизнь, для усвоения манер, необходимых в более цивильном обхождении, и для проповеди любви, которой держится общество. Однако растущее после [Американской] революции расхождение между обезличенным внешним миром, основанным на конкуренции, и аффективным частным миром изменило масонство. Быстро растущие братства стали играть новую роль в гражданском ритуале. Многие стали видеть в них ключевой элемент в попытке республиканцев распространить свободу и создать гражданские добродетели»[59]
. В Англии ложи изначально носили консервативно-христианский оттенок и не считали себя противниками конституционной монархии. Во главе их с 1782 года был герцог Камберлендский, в 1789 году его сменил принц Уэльский. Ключевыми словами здесь на рубеже XVIII–XIX веков были не свобода, равенство и братство, а воспитание в эпоху политических, социальных и экономических перемен политических добродетелей и патриотизма посредством сознательно элитарной общественности[60].