Соцветие поэтов

Почему Анненский советовал не печататься до 30 лет?

Вечером 30 ноября (13 декабря по новому стилю) 1909 года на ступени Царскосельского вокзала в Петербурге упал человек – солидный, не очень ещё пожилой, хорошо одетый, видом своим напоминающий высокопоставленного чиновника. Прохожие немедленно позвали сотрудников вокзала, те – дежурного врача… Поздно. Отставной инспектор Петербургского учебного округа Иннокентий Анненский скончался в возрасте 54 лет. Первым поэтом России стал 29-летний Александр Блок.

Тот самый Блок, который лишь 5 лет назад опубликовал сочувственно-снисходительную рецензию на книгу «Тихие песни», подписанную «Ник. Т-о». Мы не вправе упрекать Александра Александровича за недальновидность: в те времена выходило много, слишком много поэтических книг. Несложно отличить подлинник от лежащей рядом подделки, но распознать иголку поэзии в стоге раннесимволистских упражнений непросто было даже Блоку. Странные, немодные стихи писал Ник. Т-о. Посвящение забытому Апухтину, общая меланхоличность, даже уныние – это на фоне-то великих ожиданий 1904 года, на фоне бальмонтовского «Будем как солнце»! Какое уж тут признание, какая слава. Да, Анненский добросовестно переводил Еврипида, был уважаемым в узких кругах человеком, но и только. Поэзия казалась делом молодых. Знал ли Блок о совете Анненского не публиковаться до тридцати лет?

В ожидании Рембо

Необычная судьба у Анненского. Родившийся в 1855 году, он оказался в своеобразном поэтическом межсезонье: доживали свой век последние титаны пушкинского поколения (Тютчев, Вяземский), а следующие за ними дети 1819–22 годов Майков, Григорьев, Фет, Полонский, Мей были известны более друг другу, нежели широкой публике. Дальше – огромная пропасть вплоть до середины 1850-х, с одним лишь Случевским посередине. Бал правили прозаики (так талантливый поэт Иван Тургенев на редкость удачно сориентировался в обстановке), а известными поэтами становились в основном бичеватели режима и миропорядка. Кругом рифмованно рушились Ваалы и ритмично спадали цепи. Выбрать ориентир в такой ситуации было исключительно сложно.

На глазах Анненского возникла и умерла исключительная, беспримерная слава юного Семёна Надсона (1862–1887), раздувались и лопались другие репутации. Анненский молчал. Скорее всего, стихи он писал, и писал много, вот только от потомства это старательно скрыл: от первых 35 лет его жизни до нас дошло лишь несколько обрывков стихов. С этим хорошо рифмуется и упомянутый выше совет не публиковаться до тридцати: в самом деле, что может сказать о мироздании юный человек? Кое-что, конечно, может, как мы знаем на примерах Пушкина, Лермонтова, того же Блока, но применительно не к гениям, а просто к хорошим поэтам рецепт Анненского верен. И мы можем быть ему только благодарными: плохие стихи Анненского до нас не дошли.

Весь Анненский-поэт – это два сборника стихов (уже упоминавшиеся «Тихие песни», а также «Кипарисовый ларец», составленный Иннокентием Фёдоровичем непосредственно перед смертью), и несколько не вошедших в книги стихотворений. Плюс не пользующиеся популярностью драмы. Плюс, конечно, поэтические переводы, особняком среди которых стоит титаническая работа над полным переводом Еврипида, хотя специалисты оценивают их неоднозначно, Михаил Гаспаров формулирует и вовсе жёстко: «Еврипид Анненского едва ли не важнее для понимания Анненского, чем для понимания Еврипида».

Так что Анненский-поэт ждал. Много веяний прошло мимо него, пока не сверкнула звезда, в которую он поверил сразу и навсегда. Имя этой звезде было «французский символизм». Бодлер, Верлен, Рембо – прекрасная плеяда, чьи стихи через два десятилетия перевернули и русскую поэзию. Строгий классицист Анненский оказался открыт новым звукам, новым темам, от которых шарахались многие его ровесники. И то, что крикливый, слащавый, вычурный русский символизм (некоторые отделяют от него «декадентство», но вопрос терминологии здесь вторичен) не остался лишь досадным курьёзом между Случевским и Мандельштамом, заслуга в первую очередь двух человек – Анненского и Блока. Людей, сохранивших совесть в русской поэзии.

На словах и на деле

То, что Анненский успел стать знаменитостью при жизни, стало результатом невероятной случайности. В его бытность директором царскосельской гимназии одним из учеников этого заведения был не по годам амбициозный Коля Гумилёв. Жадный интерес мальчика к стихам тронул седеющего директора. А Гумилёв своим звериным чутьём сумел угадать, с фигурой какого масштаба свела его судьба (вообще, критиком – не поэтом – Гумилёв был удивительным, непревзойдённым). Они подружились, несмотря на 31-летнюю разницу в возрасте. И во многом благодаря деятельному, общительному Гумилёву Анненский сблизился с литературной тусовкой того времени.